Эмили Гиффин - Все, что мы хотели

«Твой папа ясно дал мне понять, что вам обоим будет лучше без меня. И я думаю, он был прав», – как-то сказала мне мама. Она обожала изображать жертву даже со мной, дочерью, которую она бросила.

Я чуть было не сказала, что он не имел этого в виду. Что слова – всего лишь слова, они не смертельны. Во всяком случае, не смертельны настолько, чтобы бросать семью, и конечно, она могла придумать что-нибудь получше, чем сбежать, задрав хвост. Она могла доказать, что папа неправ и что она – ответственная, хорошая мать. Но нет, она предпочла подтвердить его слова.

Судя по тому, как ведёт себя папа, он по-прежнему себя винит. Может быть, он думает, что если бы они оба помирились, прежде чем лечь спать, он убедил бы маму обратиться к наркологу или ещё как-нибудь уладил бы ситуацию. Но я сомневаюсь в этом и уверена – он тоже сомневается.

В общем, когда папа пришёл ко мне в комнату, я даже обрадовалась, хотя и злилась. Прежде чем он успел что-то сказать или снова начать упиваться жалостью к себе, я сказала:

– Послушай, пап, я тебе очень благодарна за заботу и всё такое, но эта ситуация меня просто убивает.

– Убивает? – переспросил он, вроде бы успокоившись.

– Это образное выражение, пап.

Он кивнул.

– Честное слово, последнее, чего мне хочется – так это общаться с Браунингами. Я бы предпочла, чтобы меня заживо сожгли. Или вырвали мне ногти на ногах.

– Я бы тоже не назвал это приятным досугом, – сказал папа.

– Тогда зачем всё это? Кто вообще такое придумал?

– Нина, – ответил он. – Миссис Браунинг.

Я посмотрела на него, обдумывая эту информацию и имя миссис Браунинг. Нина . Такое классическое, элегантное, очень ей подходившее, хотя я видела её лишь один раз на школьном баскетбольном матче. Финч был одним из четырёх старшеклассников команды и пришёл на корт с родителями. Его отца я не особенно запомнила – только что он высокий, как Финч, а маму запомнила очень хорошо. Она такая красивая и стильная! Миниатюрная блондинка со стрижкой до плеч, одетая тааак клааассно: на ней были тёмные джинсы, сапоги до колена и накидка с помпонами цвета слоновой кости.

– Она тебе звонила? – Если честно, я была заинтригована.

– Нет, прислала письмо, – ответил папа и снова посмотрел на корзину с бельём, потом подошёл к моей кровати.

– Когда? – спросила я. Вот ещё что изменилось – у него появились от меня секреты. Хотя, если совсем честно, у меня от него тоже. Я много о чём ему не рассказывала. Не только о том, что пью.

Он сел рядом и крепко сжал мою ступню сквозь пушистый носок. Я инстинктивно подтянула колени к груди. Вид у папы сделался несчастный или обиженный, может быть, и то и другое, и он сказал:

– Несколько дней назад. – Он помолчал, потом добавил: – Мы встретились за чашкой кофе.

– Очень странно, – сказала я, потому что так оно и было, и ещё потому, что мой отец не любит ни с кем пить кофе.

– Что же тут странного? – сказал он, недоумённо посмотрев на меня и, очевидно, тоже понимая, что это странно.

– Да, в общем-то, всё, – ответила я.

Он пожал плечами.

– Ну, может, немного странно. Но мы поговорили начистоту.

– Прекрасно. – Я закатила глаза. – Я так за вас рада.

– Не умничай, Лила.

– Я и не умничаю. Я правда рада, что вы поговорили. Но тебе не кажется, что она тебя разводит?

– Нет, она меня не разводит, – сказал папа.

– Почему же ты так решил?

– Потому что мальчик должен извиниться, Лила. Это важно. Важно, чтобы мы все сели и поговорили. Мы с Ниной так считаем.

– Хорошо. Но почему встречаться надо именно здесь?

– А что тут такого? – Внезапно он показался мне таким ранимым. – Тебе стыдно за наш дом?

– Нет, – соврала я. Ещё до того, как в восьмом классе перейти в Виндзор и увидеть, как шикарно живут люди, я смущалась нашего дома и соседей. И ещё больше смущалась своего смущения.

– Да нет, просто… немного неловко, – ответила я, стараясь не задеть папиных чувств.

– Неловко – это когда все видят такую твою фотографию! – воскликнул папа, вновь начиная кипятиться. – Вот неловко так неловко!

Я опустила глаза, чувствуя, как меня накрывает новой волной стыда. В довершение всего пережитого ужаса меня убивало осознание, что папа видел меня такой – пьяной, с голой грудью, и чёрт знает что ещё он видел, когда я пришла домой, я-то мало что помню. Теперь он знает, что я периодически выпиваю, но я надеюсь, он не подумал, будто я опозорилась или переспала с кем-нибудь. Хотя по фото можно было предположить и то и другое. Как бы то ни было, теперь он понял, что я не тот невинный ангел, каким он меня считал.