Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Он с минуту раздумывал, нахмурив брови.

— Юсуф-раис говорил, что на твой язык это называется «Отец отражений», потому что в спокойный день, когда река спокойный и лежит, как лист олово, можно видеть, что в ней отражается небеса. Но моряк должен смотреть внимательно, когда ведет своя корабль, потому что под сверкающей шкура лежит укрытый песчаный банка, на котором сломали хребет тысячи корабль, а еще тысячи пошел ко дну в его извивистый протоки. — Он помолчал, потом улыбнулся: — Хорошо вернуться домой, с триумф, с большой успех. — Он закрыл глаза, провел ладонями по лицу, поцеловал правую руку и прикоснулся ею к сердцу. — Шукран лилах! 42

Триумф. Успех. И груз рабов-христиан, большинство из которых попадут, как говорили невольники в трюме, на галеры и невольничьи рынки, где с ними будут дурно обращаться и бить, пытать и насильно заставлять отказаться от своей веры, и в конце концов несчастные умрут на чужбине. У девушки сжалось сердце от противоречивых чувств, которые бушевали в груди.

И слова сами собой сорвались с губ, прежде чем она успела их остановить:

— Вот вы рассказываете про ужасные вещи, которые творили испанцы с вашей семьей, и утверждаете, что ведете священную войну против христиан, что это месть от имени всех, кто исповедует магометанскую веру. Но если по вашей религии это совершенно правильно — обращаться с невинными людьми, мужчинами, женщинами и детьми, так, как обращаетесь с ними вы, засадив их в трюм корабля, где они валяются в грязи и умирают от болезней и дурного обращения, тогда я должна вам сказать, что это жестокая религия и что ваш бог — это не мой бог!

В глазах раиса полыхнула ярость, она заметила, как его рука сжалась в кулак и задрожала от усилия, которое мужчина сделал над собой, чтоб удержаться и не ударить ее. Казалось, время остановилось. Кэтрин пристально смотрела на него, пока не почувствовала, что колени вот-вот подогнутся, все еще не понимая, то ли она сказала что-то ужасное и ей осталось лишь несколько мгновений жизни, чтобы успеть пожалеть об этом, то ли коснулась какой-то очень болезненной точки и это привело его в замешательство. Но когда она уже решила, что случилось именно последнее, он выкрикнул какой-то приказ, и несколько секунд спустя ее схватили двое пиратов, примчавшиеся на зов капитана.

— Нет время спорить с тобой. Надо вести корабль через Бу-Регрег, а потом к причал. У меня вообще нет привычка спорить с женщины. Тебя отправят обратно, к твоим люди. И твой судьба будет такой же, как их судьба. Никто не смеет оскорблять мой религия и мой бог. Никто не смеет оскорблять память о моя семья. Я думал, ты стоишь больше, и не только деньги. Но ты такая же, как все остальной, невежественный и неверный. Ты могла бы жить как королева, в самый красивый дом в касба 43, но теперь будешь сидеть со все остальные.

Он махнул матросам рукой и отвернулся.

Аэропорт Касабланки произвел на меня потрясающее впечатление. Не успела я войти в главный вестибюль, как со всех сторон была окружена толпами людей — путешественники в дорогой одежде от лучших европейских дизайнеров, мужчины в строгих костюмах и в солнечных очках и в развевающихся пышных джеллабах, женщины из стран Западной Африки в ярких набивных тканях и причудливо накрученных тюрбанах, огромные семьи со множеством детей, мусорные тележки, прогибающиеся под тяжестью набитых отбросами мешков, кучи чемоданов и картонных коробок, упакованных в пластик. Я миновала молельную комнату, где множество мужчин стояло на коленях на молитвенных ковриках, какую-то футбольную команду в форменных спортивных костюмах, бесчисленных охранников с огромными пистолетами… Все вокруг вертелось и крутилось, все вещало на самых разных языках — просто Вавилонское столпотворение. Мой школьный французский совсем не годился ни для понимания придушенных сообщений, звучавших из динамиков внутренней трансляции, ни указателей. Я целый час выстояла в очереди к пункту паспортного контроля; запинаясь, ответила на вопросы офицера из иммиграционной службы. Потом выяснила, где выдают багаж, забрала свои сумку и чемодан и наконец, спотыкаясь, выбралась наружу, где было жарко как в печке. На стоянке такси оказалась всего одна машина. «Мерседес», и не обычный, но древний длинный лимузин. Я уставилась на него, не веря собственным глазам. Наверное, ждет какую-нибудь местную знаменитость, подумала я, но едва остановила на нем взгляд, водитель буквально вылетел со своего сиденья и схватил мои сумки. Я сопротивлялась не менее решительно.