Джейн Джонсон - Преданное прошлое

— Но, Джулия, это же мусульманская страна! Туда нельзя ездить в одиночку!

— Почему это?

— Опасно! Тамошние мужики, ну, если увидят европейку, которая ходит сама по себе, сразу решат, что это чудная добыча, что она сама напрашивается… У них же там всякий секс подавляется, такая уж это культура, женщины ходят закутанные с головы по пят, секс до брака запрещен. Женщина с Запада, наверное, представляется им чем-то вроде проститутки, выставляющей себя напоказ. А ты еще и блондинка…

— Ох, да перестань ты! — резко бросила я. — Прямо цитируешь «Дейли мейл»! В моих путеводителях говорится, что надо лишь несколько больше прикрываться, чем принято у нас, и вести себя разумно.

Мадам Рашиди уверяет, что все будет в полном порядке.

— Ну, так оно и должно быть, не правда ли? Она просто хочет заполучить твои замечательные английские денежки.

— В любом случае со мной будет ее кузен Идрис.

— Джулия, ты совсем с ума сошла! Ты его даже не знаешь… Он и сам может стать для тебя настоящей проблемой!

— Слушай, вообще-то я позвонила только для того, чтоб поставить тебя в известность, — резко заметила я. — И дать тебе мой новый номер мобильного. Я тебе сразу позвоню, как только устроюсь в этом риаде. О’кей?

Тяжкий вздох.

— Ну ладно, я вижу, мне тебя не отговорить.

— Я вылетаю завтра в десять и буду там к середине дня.

— Инш’аллах.

— Ох, как смешно!

Кэтрин

Август 1625 года

Когда аль-Андалуси достаточно окреп и снова стал исполнять свои обязанности капитана, дни Кэт стали длинными и пустыми. Каждое утро раис вставал с зарей, с первым призывом к молитве, с особой, ритуальной тщательностью умывался холодной водой из тазика, упрятанного за занавесом из бус, и, опираясь на палку, вырезанную для него матросами, прихрамывая, выбирался на палубу. И Кэт не видела его до самого захода солнца.

Сперва ей было трудно чем-то заполнить все это время. Она лежала в полумраке каюты, ожидая стука в дверь, что означало прибытие еды, всегда одинаковой — немного сухарей, чуть-чуть масла, ложка меда, чуть менее темного и острого на вкус, чем тот, которым она пользовала раны раиса, а также, время от времени, странный горячий напиток, сдобренный какими-то травами и с огромным количеством сахара, который девушка тут же жадно поглощала. Призыв к молитве снова раздавался в середине утра и еще раз, когда солнце добиралось до зенита. А он все не возвращался. Через несколько дней пленница поняла, что ей не хватает общества раиса, и это ее озадачило и озаботило. Она ведь, несомненно, должна была бы ненавидеть своего захватчика, желать ему смерти. Кэтрин подумала о своей семье и соотечественниках, сидящих в вонючем трюме. Как бы они поразились, увидев ее среди всей этой роскоши. Ее охватило чувство глубокой вины… Несколько дней назад она все-таки набралась мужества и попросила раиса позволить матери разделить с ней место в каюте, но тот лишь отвернул от нее свой хищный профиль, не ответив, так что она даже не знала, понял он ее просьбу или нет. Что-то стояло между ними, какая-то невысказанная вслух неловкость, напряженность, которую девушка никак не могла определить. Временами ей казалось, что все оттого, что она видела аль-Андалуси в жалком и слабом состоянии, совершенно беззащитного, и он этого стыдится; в иные моменты создавалось впечатление, что он почему-то зол на нее, — тогда мужчина сидел, мрачно нахохлившись и упорно глядя на огонь свечи, или читал какую-то переплетенную в кожу небольшую книгу, шевеля губами, словно ее вообще не было рядом.

Кэт болталась по его каюте, заинтересованно рассматривая и изучая разные экзотические предметы, оглаживала пальцами тонкую резьбу маленьких столиков, полированные столешницы которых были украшены инкрустированными узорами из бронзы, перламутра и слоновой кости, лампы, декорированные сквозной резьбой в виде звезд, роскошные цветные настенные ковры.

Обнаружила она там и пару тяжелых серебряных браслетов, изукрашенных драгоценными камнями; металл был покрыт чеканными извивающимися узорами; украшения легко раскрывались на петле и запирались длинной шпилькой на цепочке. Браслеты были такие большие, что она могла просто надевать их на руки, не вынимая шпильку, и натягивать высоко, на самый бицепс, где они как раз умещались, хотя сам раис носил их на запястьях. Обследовала девушка и странную кристаллическую массу в маленькой бронзовой чаше, которую он часто ставил на уголья после вечерней молитвы; от нее исходил мощный аромат, остававшийся в каюте до самого утра. Он пропитал всю ее одежду; она ощущала его даже в собственных волосах, даже после мытья; девушка мыла их регулярно, просто чтобы убить время, заполнить долгие часы одиночества. Также она делала записи в свою книжку, пользуясь всяким случаем, хотя писать, как и читать, умела с трудом. Валялась на подушках и удивлялась странностям людей, обшивавших жемчугом и другими драгоценными камнями предметы, предназначенные для удобного лежания. Закусывала копченым мясом и сухофруктами, оставленными ей на обед. У нее даже появился вкус к оливкам.