Сесилия Ахерн - Женщина, у которой выросли крылья [сборник litres]

– Могу я вам помочь? – спрашивает продавец, заметив, что она осталась.

– Почему вы не попросили его улыбнуться?

– Кого?

– Его, – она машет рукой на дверь, куда только что вышел покупатель.

Он смотрит на нее как на сумасшедшую.

– Послушайте, такая симпатичная девушка не должна выглядеть типа эээ… – Он корчит сердитую гримасу.

– Но я так не гримасничала, – говорит она.

– Ну я же видел!

– И вам это не нравится, потому что я симпатичная? И я должна быть еще более симпатичной?

– Мне не нравится? – ощетинился он. – Мне все равно.

– Вы часто просите незнакомцев улыбаться?

– Ах, перестаньте. – Он кивком указывает на дверь, чтобы она уходила. Ему не по душе ее дотошность. – У меня к вам все.

Она, кипя от возмущения, уходит.

На следующий день она снова покупает билет в кассе на железнодорожной станции. Когда кассир поднимает на нее глаза, она с силой дудит в бумажный рожок, так что фольга разворачивается и шлепает по разделяющему их стеклу. На ней огромные клоунские очки и фальшивые усы. Она весело машет руками, растопырив пальцы.

Кассир откидывается на спинку стула и складывает руки на груди. Представление его не впечатляет.

Затем она идет в магазин. На лице у нее широкая улыбка от уха до уха, нарисованная красной помадой, и красный клоунский нос. Она нажимает «плей» на своем айпаде и пускается в пляс под бодрую цирковую музыку. Покупатели и продавец в изумлении уставились на нее. Потом она берет с полки три апельсина и начинает жонглировать. Заканчивает под громкое «та-да»!

Все молчат.

– Ну что, лучше, веселее? Так я симпатичнее? – спрашивает она, переводя дух.

Но продавец отчего-то не улыбается. Зато улыбается она.

Одним жарким июльским утром она стояла у окна на кухне и смотрела, как внизу блестят быстрые воды реки, разделяющей надвое Великую рифтовую долину. Вид с их склона открывался великолепный. Внизу река, а вверху Дроковый горный хребет, получивший свое название в честь зарослей желтого дрока, густо покрывающих все склоны. Притом что этот кустарник являл собой массу шипов и колючек, его способность задерживать снег и ветер, защищая дома от холода зимой, красота в пору цветения и густой кокосовый аромат с лихвой восполняли его недостатки.

Ладони ей грела теплая чашка кофе, и жизнь была хороша, пока ее взгляд, скользнув выше, не наткнулся на коттедж за рекой. Ее тело мигом напряглось, а грудь привычно налилась тяжестью. Этот коттедж портил ей весь вид, он был единственным истинным шипом, занозой в склоне горы.

Пока за ее спиной домашние завтракали, весело и оживленно обсуждая планы на выходные, она схватила бинокль из вазы с сушеными травами, стоявшей на подоконнике, и уставилась на соседский коттедж. Когда она поднесла бинокль к глазам, в ноздри ей ударил аромат розмарина, который действовал на нее успокаивающе, что ей как раз и требовалось.

– Может, не надо? – предостерегающе протянул ее муж, Тони.

– Она уже смотрит, – тоже нараспев ответила дочка Тина.

– Ой-ой-ой! – Сын Терри пригнулся, пряча голову за коробку с хлопьями.

Она смотрит на соседский коттедж и вздыхает.

– И что там? – шутливо интересуется муж, кладя в рот большой кусок бекона. – Новые оконные рамы? Яблоня выросла выше нашей?

Дети щелкают языками.

– У них нет яблони, – ворчит она.

– Значит, одно очко в нашу пользу!

– У нас тоже нет.

– Надо посадить!

– У него новая машина, – сообщает она.

Муж перестает жевать бекон. Встает, хватает у нее бинокль и смотрит в окно. Теперь наступает их с детьми очередь смеяться. Тони долго молча изучает соседский автомобиль сквозь линзы бинокля и под конец произносит:

– Везучий, мерзавец.

– Откуда у них деньги? – удивляется жена. – Можно подумать, они живут на Голливудских холмах, а не в крошечном домике на худшей стороне горы.

Тина иронически мяукает.

– Он получил повышение, – говорит Терри, выглядывая из-за коробки. – Я слышал вчера.

Повисла почтительная пауза. Тони, к его собственной досаде, уже пятнадцать лет не продвигался по службе. Все коллеги давно его обогнали, а он так и сидит в одной должности. Однако ему никогда не приходило в голову самому подать заявление на повышение. Он думает, что ему это положено по одному факту выслуги, и лишних телодвижений совершать не желает.

– Меня это не волнует, – говорит он, возвращая бинокль жене, но никто не верит.