Лиза Ко - Беспокойные

Его перехватил человек в синем костюме, на чьем бейджике было написано «Вэем из школы английского языка в Сучжоу».

— У вас есть бейджик?

— Простите, видимо, забыл в номере. Мне за ним сходить?

Вэй повернулся к женщинам за столом. Пока все трое совещались, Дэниэл проскользнул в аудиторию на первое попавшееся пустое место, на третьем ряду сзади, с видом, частично закрытым столбом. На сцене сидели две женщины и мужчина, и одна из женщин была его матерью. Третья — модератор — сидела отдельно. Микрофон был у его матери. «Об этом я и говорю», — сказала она четко и напористо. Правой рукой она выразительно жестикулировала, пока в левой держала микрофон, и Дэниэл был рад, что она по-прежнему говорит руками. «Нельзя применять к молодежи те же методы, что и к студентам старше. Не бывает универсального подхода». Некоторые в зале захлопали, и Дэниэл присоединился, стараясь хлопать как можно громче и заметнее.

Модератор задала мужчине вопрос о создании учебного плана по английскому языку с опорой на китайскую культуру. Мать передала микрофон. На ней были очки в маленькой золотой оправе, теплый коричневый блейзер, кремовая блузка с частыми оборками и шелковый шарф с турецкими огурцами. Волосы — короткие, пышные и кудрявые. Она не выглядела на десять лет старше — он не видел ни морщин, ни седины, по крайней мере издали, — зато стала более аккуратной, лощеной. Не как профессора в Карлоу с их стилем бывших хиппи, не как Питер и Кэй в их одежде от L. L. Bean, а как риелтор или банковский сотрудник. Она носила юбки. Выглядела как чья-то мама.

Человек передал микрофон женщине рядом с матерью. Когда та выступила, снова заговорила мать, и Дэниэл почувствовал, как расправляет плечи, возникает гордость от того, какая она умная и уверенная в себе, какой у нее чистый мандаринский. Мужчина заикался, микрофон усиливал волнение в его голосе, а предложения второй женщины были приправлены мучительными паузами, — но мать говорила без колебаний.

Модератор спросила у зрителей, есть ли у них вопросы. Сперва женщина впереди бессвязно рассказывала о программе, которую она разработала, пока модератор ее не перебила. Поднял руку Дэниэл, модератор подошла к нему. Благодаря концертам он знал, что мать не увидит так далеко со сцены, тем более с колонной на пути. Он заговорил с самым лучшим своим подражанием северному акценту, удерживаясь от смеха из-за такой ужасной пародии на мандаринский. «Я бы хотел знать больше о двуязычном образовании в китайских школах. Вы преподаете китайский и английский одновременно? Что насчет студентов, которые говорят на обоих языках?»

На вопрос ответил мужчина, заговорив об инициативе в его вузе, но Дэниэл видел, как мать оглядывает аудиторию, ищет его, пытаясь сохранить спокойствие. Он подавил смешок.

Она нашла его после окончания выступления, протолкавшись через тех, кто хотел с ней поговорить.

— Деминь! Ты меня охренеть как напугал!

Ее глаза расширились. Они уставились друг на друга. На ней был макияж — он не припоминал, чтобы раньше она носила макияж, — а кожа была припудренная и удивительно гладкая. Он с облегчением слышал, как она ругается, — под этим новым внешним лоском какая-то ее частичка осталась прежней.

— Привет… мам. — Лицо и руки потеплели. Почему сказать это слово так стыдно? Он как будто брал то, что ему не принадлежит.

Ее губы задрожали. Его сердце билось так громко, что он слышал, как отдается кровь в ушах. Мимо пытались пройти люди, но Деминь и его мать могли только стоять на месте, глядя друг на друга. Он чувствовал всю силу ее взгляда и испытывал желание увернуться и спрятаться. Ему хотелось просить прощения за то, что он вырос, за то, что его стало не узнать.

Подбежала модератор.

— Мы идем на обед, Полли, с группой из Шанхая.

— Я не могу, — сказала мать, не отрывая от него взгляда. — Здесь мой сын.

Модератор обернулась.

— Это твой сын? Вы наверняка тоже учитель английского.

— Что-то в этом роде, — ответил Дэниэл. Ему хотелось попросить модератора оставить их в покое. Разве она не видит, что их сейчас нельзя беспокоить?

Мать взяла его под руку, и он почувствовал, как она дрожит. «Пойдем», — сказала она, и они вышли из лобби отеля. На ней были высокие каблуки, черные и острые, движения казались чересчур энергичными, а на лице было спокойствие. Она держала его руку, направляла на оживленную улицу и на заднее сиденье такси, назвав водителю место на быстром мандаринском. Потом они застряли в как будто бесконечной пробке.