Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)

Она напряженно всматривалась в картины. Мне даже показалось, она стала как-то выше…

– Садитесь, садитесь, будем чай пить, – суетился я.

– Спасибо, – быстро согласилась она. – Это такой стыд… Ходить по домам, предлагать себя… Да, да, это не картины, это я себя предлагаю… Здесь я вся… У меня нет работ на заказчика…

– А вы какой художник? – сморозил я.

– Хороший. Разве вы видели художников плохих?

– Можно посмотреть?..

– Конечно.

И она стала одну за другой выкладывать свои работы. «О господи, – застонал я, – ведь это как раз то, что так мило моему сердцу: и могильные плиты на старом еврейском кладбище, качающиеся в разные стороны, как старые евреи. И дома, уходящие куда-то ввысь…»

– Это дорога, – сказала она. – Начинается в Иерусалиме, а кончается в небе и снова опускается в Иерусалим. Откуда вышел, туда и пришел. Ломаная линия нашей жизни, мечтающая распрямится к концу пути…

– Странный у вас Иерусалим… Какой-то ирреальный. Как мечта…

– А Иерусалим и есть мечта…

Глаза ее загорелись каким-то странным блеском.

– Мы здесь живем… А разве мы стали лучше оттого, что прикоснулись к святыням?

– Простите, я даже не знаю, как вас зовут.

– Рахель… Впрочем, мама звала меня Рейзл.

– Рахель-Рейзл… Красиво! Да, вы правы, лучше мы не стали…

– Тогда в чем смысл нашего пребывания здесь? Богатым – все равно где жить. В любой части света у них будет десятизвездочный, а хотите, стозвездочный отель. Средний класс живет там, где ему удобно. А мы с вами… Все те, кто за чертой бедности… Нет, мы должны жить ради чего-то большего. У нас должна быть мечта. Иерусалим – наша мечта. Разве вас мама не учила быть на голову выше других, чтобы преуспеть в жизни?

– Грамота изгнания, – согласился я.

– Жить в Иерусалиме – это значит – быть лучше. Нет, нет, – сказала она как-то убежденно, – мы не становимся лучше…

И мне вдруг захотелось, чтобы все стены моей квартиры были увешены ее работами. Как быстро она уговорила меня!

– Я куплю у вас эту… – сказал я, показывая на большую акварель, которая называлась «Небесный Иерусалим». Мне показалось, дома взвились в небо и растворились в розовом безвоздушном пространстве.

– И эту… И эту…

– Правда? – изумилась она. – Но вам действительно некуда их вешать…

– Найду, – убежденно сказал я.

– Вам все это… нравится?

– Это замечательно, – задумался я. – Вот только с земным Иерусалимом мне не хочется расставаться. Люблю его… Как там у поэта: «Какие мы бросали города за право умереть в Иерусалиме!..»

– А мы сюда и не приезжали, – сказала она жестко. – Тело наше переселилось, а душа осталась в изгнании…

И я подумал, она, возможно, права. Ведь задели же мое сердце ее картины. А Цуц? Зачем ему Иерусалим? Что из того, что он живет в Иерусалиме?

– Можно я вам заплачу несколькими чеками? – спросил я, переходя на деловой тон.

– Вы даже не спросили, сколько это стоит. А вдруг сто тысяч долларов?

– Значит, я вам заплачу сто тысяч долларов.

– Так много зарабатываете? Сторожем на стройке?

– Пока не взяли… Место занято… Но откуда вы знаете?

– Интересовалась… – сказала она вяло. – Потом читала ваши статьи… Признаться, даже размышляла над ними…

– Ну вот, значит, буду работать сторожем… Когда-нибудь же буду… потом, литературный гонорар… А вы спрашиваете, откуда деньги…

– А муж не хочет работать сторожем. И на стройке не хочет… Он, видите ли, инженер…

– По соцсоревнованию, – напомнил я.

– Говорит, если страна заставляет инженера, пусть даже по соцсоревнованию, работать грузчиком…

– В принципе он прав… Но ничего страшного не вижу в том, чтобы поработать грузчиком. Зато явились какие-то новые миры, какие-то новые возможности, главное, не впускать грузчика в душу.

Она задумчиво посмотрела на меня:

– В вас есть здоровая основа…

– А как еще прикажете заработать сто тысяч?.. Надо же с вами как-то рассчитаться.

– Хотите, я вам их подарю?

– Нет, – испугался я, – я хочу их купить…

– Но у вас здесь все работы дареные…

«Зачем мы говорим о глупостях? – подумал я. – Мне надо поднять ее на руки и закружить, а потом спрятать голову в ее медных волосах. И так долго стоять… А потом упасть вместе… И переместиться в мир иной, где нет разумного и выверенного, где только неправдоподобное реально! У Люськи – муж. И я не хочу разговаривать с Милой по телефону! Я не хочу завтра, ибо каждый из нас должен жить сегодня так, будто он умер, и каждый новый день дан ему в подарок за праведную жизнь!»

Читать дальше