Йото Крыстев - Зерна гранита

Иван почувствовал безнадежность своего положения. Темница решил сделать из него предателя или убить.

«Нет, сволочи, просчитались. Предателем я не стану!»

Он поднял голову и с ненавистью посмотрел на агента.

— Нет, гады, нет! И это меня не испугает! А вы ничтожны и жалки. Режьте меня! — крикнул Иван и протянул вперед обе руки.

Полицейские опешили.

— Вначале одну! — страшно усмехнулся Темница. — У тебя еще есть время… Если не признаешься, дойдет очередь и до другой! Потом ноги! Из всего тебя, миленький, отбивную сделаем! — цедил он слово за словом.

— Было время, — Иван впился в него взглядом, — когда одному горцу отрезали руки и ноги, но он остался болгарином.

— Замолчи, коммунистическая трещотка! — закричал Темница. — Этот номер у тебя не пройдет! Тот горец был болгарином, а ты коммунист, предатель!

— Снова ошиблись, господин Николов, предатели вы, потому что служите немецким и болгарским фашистам. А мы хотим свободы для нашего народа.

Глаза Темницы налились кровью.

— Валики! — крикнул он вне себя.

Заскрипели зубчатые колеса. Цано Стефанов прижал к себе ослабевшее тело Ивана, схватил одну его руку и сунул ее между валиками. Брызнула кровь. Захрустели кости. Невыносимая боль впилась волчьими зубами в руку Ивана, сдавила судорогой. Он хотел закричать, но стиснул зубы, зашатался и упал на руки старшего.

— Крутите! — вскричал Йордан Темница. — До локтей чтоб размозжили!..

Полицейские остановились. Стояли и смотрели на все мертвыми глазами.

Рукав остался пустым. На полу, залитом кровью, лежало обессиленное тело юноши.

— Обливайте его водой! — кричал Темница, трясясь от ярости.

Иван постепенно, медленно приходил в себя.

Зачем к нему возвращаются силы? Валики ждут. Полицейские стоят подле него. Он поднимется, и они вновь начнут крутить колеса, чтобы вырвать признание.

— Говори! Говори! Говори! — кричал над ним Темница.

— Ничего не знаю!.. — Веки Ивана дрогнули, глаза чуть приоткрылись. — Ни о ком говорить не буду! Не знаю… ничего…

— Продолжайте!.. И другую руку… Быстро, немедленно! Слышите, скоты!..

И опять… Снова. И все то же самое…

…Иван был уже полуживой, но они снова и снова обливали его водой. Много тайн держал он в себе, а они были очень нужны палачам. Темница был полон решимости заставить заговорить этого мальчишку, чтобы утром можно было задержать и других. Тогда он, Йордан Николов, сможет с гордостью доложить начальству, что разгромил организацию в Тетевене.

Он нервно потер руки и решил дать себе маленький отдых.

— Перерыв…

Удары полицейского лишили Ивана зубов, но это не заставило его говорить. Ему сломали ногу, но он не произнес ни слова.

— Тащите его в подвал! И принесите ракии! Этой ночью он должен заговорить… — Темница сжал кулаки.

Труп дышал. Труп жил. Труп думал.

«Как ничтожны убийцы. Дух человека — он как столетний дуб с крепкими, жилистыми корнями, глубоко вросшими в каменистую землю. Бессильны, жалки ветры, которые хотят свалить его…»

…Рядом с Иваном Туйковым стояли самые близкие его друзья. Они пристально смотрели ему в глаза. Он понимал смысл взглядов и едва слышно шептал:

— Я не заговорю, товарищи, я не выдам вас!.. Меня уничтожат, я знаю… Но я был всегда и останусь с вами… с вами… Прощайте!

«Я должен жить! Я хочу жить! А они хотят убить меня. Почему меня хотят убить сейчас? Мы на пороге нового дня! Надо постараться уцелеть… Я должен выжить… Только бы взглянуть на него… На наш солнечный, чистый завтрашний день… Наша новая жизнь… Но без рук, без ног?.. Кому я буду полезен?»

Он представлял себе, каким будет утро этого желанного дня, о котором они столько мечтали, представлял, как они соберутся все вместе. Как тогда, в Луковите…

Маленькой была та комнатка, а сколько людей в ней собралось! Сидели один подле другого. Иван оказался рядом с печкой. Приглушенным голосом читал «Манифест». Завтра надо было передать книжку другим. Милка, Райна, Борис и другие слушали внимательно, с интересом.

Огонь догорел. Пламя сделалось совсем тоненьким и погасло. Хозяин в пятый раз вышел во двор и предупредительно покашлял. Боялся человек, что дознаются полицейские, придут и сожгут его дом.

Иван закрыл книгу:

— Ну, товарищи, время заканчивать… — Он старался отыскать в темноте их взгляды. — Поздно. Да и хозяин…

Да, да! Они понимали, что пора вставать. Действительно — время… Они были согласны. Однако сидели притихшие, боясь пошевелиться.