Чуть позже я приподнялся и уставился в темноту. Подушка на бабушкиной кровати казалась тугой и светилась белым цветом. Бабушка болтала без умолку. На улице что-то происходило. Я отчетливо слышал шаги. Кто-то крался мимо, вплотную к окну. Я медленно отодвинул занавеску, приготовившись увидеть нечто ужасное. Вдоль дома по снегу скользила тень. Ёрги, звала девочка. Я удивился, что ей разрешают так поздно бродить по улице. Потом я услышал, как она позвала его во дворе, сбоку. С облегчением плюхнулся я в теплую перинную нору. Сейчас выйдет отец и всыплет этой Кати как следует. Марш в дом, Гетца тебе уже не воскресить! В балках что-то треснуло, но страха как не бывало. Мои мысли погружались в сон. Мне казалось, что я задремал. Кошка научилась наконец вставать на задние лапы и отодвигать защелку. Я часто показывал ей, как это делается. Очень просто, ты вытягиваешься и достаешь до верху. Но нет, она опять строила из себя изысканную даму и требовала, чтобы за ней поухаживали. Наверное, учуяла сало. Во всяком случае, в комнату она наконец проникла. Протопала по половицам, потрогала кровать, приподняла пуховое одеяло и проскользнула ко мне. Еще и прижалась. Никогда не думал, что она такая длинная с такими горячими пальцами и может со стоном звать Ёрги. Погоди, поймает тебя бабушка, хотел сказать я. Но я уснул, и многое из того, что могло быть сказано, осталось невысказанным. Бабушка возвратилась. Она наклонилась над кроватью, вытянула губы трубочкой и прогнала кошку: кш, кш. Она всегда так делала. Потом вынула мои руки из-под перины и положила на подушку. На следующий день было построение со знаменем. Командовал долговязый Бюттнер. Смирно! Полотнище знамени полоскалось на ветру. Рядом с древком стоял отец Ханно. В зеленой куртке, на правой руке повязка со свастикой, на левой — траурный креп. Мы запели песню о товарище. Лучше не нашли. Отцу Ханно, видно, было некогда. Он тяжело шагнул на середину, не дождавшись конца последнего куплета, и сразу же заговорил. Фюрер приказывает, мы исполняем! Разве это не касается молодежи? Или, может, фюрер приказывал тырить оружие? Хватит дурака валять! Он сделал несколько быстрых шагов в нашу сторону. Ханно юркнул назад и вытолкнул толстого Юрку вперед. Между прочим, долговязый Бюттнер команду «Вольно!» еще не подавал. Фройляйн Райхель поджала губы. Она недовольна. Никакой дисциплины, и, потом, что за слова. Тырить, валять дурака. Деревенщина, в школе такому немецкому не учат. Но отца Ханно не испугаешь. Он продолжал нагонять на нас страху. Если я кого-нибудь застукаю, то он у меня попляшет, да еще как. Зарубите себе на носу: если кто что нашел или хранит — должен немедля сдать. Это не игрушки. Дело серьезное. Я только что с похорон. Тот тоже шарил где мог. Ненамного старше вас. Вот и лежит теперь в бумажном мешке, а сверху венок. Ему уже фюрер ничего приказать не сможет…
Он повернулся на каблуках, посмотрел через плечо и сделал паузу, словно собираясь сказать еще что-то. Но потом вернулся на свое место к знамени. Его обтянутый штанами зад выпирал из-под пиджака. Долговязый Бюттнер нерешительно задрал голову. Неужто все кончилось? Фройляйн Райхель решилась. Она вышла на середину и сказала то, что ожидала услышать от отца Ханно. Что надо соблюдать дисциплину. Что в дом наш пришел враг, и он должен быть уничтожен. Что перелом не за горами, но борьба будет долгой. Что многие из тех, кто здесь стоит, осененный знаменем, станут солдатами фюрера еще до окончания войны. Немецкая молодежь! Зиг Хайль! Зиг Хайль! Мы рявкнули: Зиг Хайль, спели первый куплет «Хорста Весселя», а что делать дальше — знал долговязый Бюттнер.
По дороге домой мы сделали крюк в зиммангские березы. Вдвоем среди бела дня это было совсем просто. Ханно ступил на тонкий лед и провалился по щиколотку. В воронке захлюпала талая вода. Думаешь, стоит поискать осколки? Ханно махнул рукой. Они все остались у него в теле. Он же, придурок, дернул кольцо и согнулся над ней. Ханно свернул сигарету и послюнявил край бумажки. Я знал, что все было иначе. Бой гремел. Георг выдернул кольцо, выскочил из окопа и тут же вскинул руки вверх. Прекрасная смерть. Но ручная граната падает в песок. Я уже тут как тут, поднимаю ее и швыряю прямо во врага. Враг отступает. Мы бросаемся вперед, рядом долговязый Бюттнер, чуть сзади дерет глотку толстый Юрка. Ура! Я ужасно удивлен, что остался живой. Георг погиб за меня. После построения, на котором нам вручают Железные кресты первой степени, Ханно стоит между клозетом и стеной и курит, пряча сигарету в ладонь. Я все вижу, говорит фройляйн Райхель. Присесть двадцать раз, приказывает долговязый Бюттнер.
Читать дальше