Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— Потом еще сложнее будет. Вот увидишь, сплетни начнутся.

Идти к матери тайком, вопреки желанию теток было, по его мнению, глупо. Это вконец бы их разозлило и поставило мать в трудное положение, узнай они об этом.

— Подумаешь, сплетни! Как будто ты людей не знаешь, Иоанна! — Он хотел ей открыть глаза на одно неприятное обстоятельство. — Уж много лет назад они твоей матери все сплетни про тебя пересказали, какие только дошли до Варшавы.

Иоанна покраснела до корней волос.

— Не старую глупую болтовню имела я в виду, а нечто совсем другое, — сказала она с достоинством.

— А именно?

Иоанна спохватилась. Не хотела выдавать себя.

— Ничего особенного, — уклончиво ответила она. — Просто я живой человек, а не мумия, у которой все позади. Да, живой человек!

Ей не понравился взгляд, какой устремил на нее Анджей.

— Что ты так смотришь на меня? Да, я живой человек! — И мгновенно, с молниеносной быстротой переменила тему: — Должна жить. Работать.

И рассказала, до чего ей некогда. Занятия в училище Тарновой не в счет. И постановка танцев для премьеры в одном из театров — тоже. А вот два новых балета, которые Опера готовит для варшавян к открытию сезона, — балеты в совершенно новой оркестровке и оригинальном оформлении силами лучших художников, — это работа настоящая.

— Тебя Венчевский в это втянул?

— И на коленях должен теперь благодарить своих марксистских богов! Как только разнесся слух, что хореография — моя, мигом слетелась вся балетная братия. Так что спектакли могут получиться первоклассные!

Пианино за стеной смолкло. Уриашевич глянул на часы.

— Уходишь?

— Да, мне пора. Но у меня просьба к тебе. Степчинская, с которой, помнишь, я на вокзале познакомился…

— Если ты на самом деле торопишься, — перебила его Иоанна, — длинные вступления ни к чему. Что тебе надо? С урока ее вызвать?

Он кивнул.

— Нет ничего проще, — повеселела Иоанна. — Я уверена, она обрадуется.

Сердце у него забилось.

— Обрадуется прежде всего потому, — продолжала она, словно ушат холодной воды на него выливая, — что можно занятия прервать. Да еще ради молодого человека, и вдобавок такого интересного, как ты.

Она позвонила вахтерше и отдала распоряжение. Минуты не прошло, как за вахтершей вошла Степчинская в тренировочном костюме, с обнаженными руками и ногами. Аккуратно причесанные блестящие черные волосы плотно облегали ее головку. Щеки слегка порозовели от напряжения.

— Сей молодой человек покинул дремучие леса, где он обретается, — сообщила Иоанна, — с единственной целью встретиться с тобой сегодня после обеда или вечером.

Слова ее вогнали Анджея в краску. Он испугался: вдруг Степчинская засмеется или бросит на него заговорщический взгляд и Иоанна что-то заподозрит. Но девушка отнеслась к дремучим лесам с полной серьезностью, только сильнее покраснела.

— Я не против, — ответила она чуть слышно.

— Как? Ты сегодня никому свидания не назначила?

Иоанна не верила своим ушам.

— Назначила, конечно.

— Вечером или после обеда?

— И вечером, и после обеда, — сказала она и обратилась к Уриашевичу: — А когда бы вы хотели? Вечернее я могу и отменить. А вот назначенное на первую половину дня уже не успею. Но в крайнем случае пусть подождет.

— Разве можно так? — с притворным возмущением всплеснула руками Иоанна.

Но Степчинская промолчала; они с Анджеем смотрели друг на друга, оба красные от смущения.

— Успеете еще друг на дружку налюбоваться, — прервала эту игру в гляделки Иоанна. — Давай-ка уславливайся и марш обратно на занятия. Чтобы не пришлось мне из-за тебя от пани Тарновой замечания выслушивать.

Место выбрала она. В пять часов в ресторане. Причем не обедать, а просто кофе выпить.

— Я всегда выбираю ресторан, если хочу с кем-нибудь спокойно поговорить, — объяснила она. — А вечером можно перейти в кафе, там тогда народа меньше.

Он не возражал, но, по его мнению, раз уж они выбрали ресторан, следует к кофе хотя бы спиртное заказать.

— В таком случае что-нибудь легкое, — решительно заявила Степчинская. — Больше одной рюмки я все равно не выпью и вам не позволю. Не люблю, когда мужчины пьют в моем присутствии. А вот когда на столе хорошее вино, это я люблю.

Поначалу разговор не клеился. Он помнил, что школьный спектакль — тема запретная; о письме своем, в ответ на которое она отделалась коротенькой, ничего не говорящей запиской, сам предпочитал молчать. О школе рассказывать, где он очутился вместо Познанщины и дремучих лесов, как выразилась Иоанна, тоже, наверно, не стоило.