Но окликнуть его не решился. Слова застряли в горле. Нахлынули воспоминания. От сознания, что Кензель, которого он искал так долго, тут, рядом — позовешь и услышит, от волнения — а как еще встретит его этот скрывающийся ото всех человек — в голове у Анджея все перемешалось. Наконец он превозмог себя.
— Алло, пан Грелович здесь живет?
Топор, занесенный над головой, мягко опустился. Сюда, на разрушенный завод, видно, редко кто заглядывал. Прошло несколько секунд, и Кензель, который только что так лихо махал топором, теперь оперся на него и, сгорбясь, согнувшись, медленными шажками засеменил к Анджею.
— Это ты? — вскричал он, подойдя, и застыл от неожиданности на месте. — Анджей.
— Я.
— Ты здесь?
— Я вас несколько месяцев ищу. — И прибавил шепотом: — По поручению Франтишека Леварта.
— Он тоже приехал?
— Нет, остался в Париже.
— И ты из Парижа?
— Да, из Парижа, — понизил голос Уриашевич. — За «Пиром» приехал.
— Слава богу! Слава богу!
— Он уцелел?
— Уцелел! — кивнул головой Кензель.
— Где же он?
Кензель с легкостью поднял топор и, держа в вытянутой руке, указал на дом в зарослях. Он перестал прикидываться дряхлым, немощным дедом.
— Картина здесь, со мной, — сказал он.
— Я очень встревожился, не найдя ее там, где мы ее замуровали, — полушепотом произнес Анджей.
— Можешь говорить спокойно, — заметил Кензель. — Здесь никого нет. Хозяева мои до наступления темноты не вернутся.
— Я думал, она пропала, — продолжал Анджей. — Что немцы ее вывезли.
— Они только оборудование вывозили, — ответил Кензель. — И тогда я решил забрать оттуда «Пир».
— Но почему вы никого не поставили об этом в известность?
— А кого? Ты в Германии был, пани Роза — в Кракове, Фаник — за границей, пан Конрад — в концлагере. А такой случай мог больше не представиться!
— Ну конечно! Это замечательно, что ее удалось оттуда забрать, жаль только, что вы не сообщили никому.
— Сообщил, кому можно было сообщить, не рискуя. — И Кензель вдруг сам заговорил тихо, хотя минутой раньше уверял, что это излишняя предосторожность. — Сейчас я уже не способен расшибаться для Левартов в лепешку. Боюсь!
— Чего?
Кензель развел руками.
— Сил прежних нет.
— Рассказывайте! — засмеялся Анджей. — Вы само здоровье. Глаза сверкают, силы хоть отбавляй. Я видел, как вы дрова рубили.
Кензель побледнел. И невольно, в безотчетном страхе снова сгорбился, как вначале, когда принял Анджея за постороннего.
— Видел? — не успев еще прийти в себя и не скрывая испуга, спросил. — Вот так я и живу!
— Но почему?
— От собственной тени шарахаюсь, от каждого шороха вздрагиваю, от звука своих шагов! Носа никуда не высовываю, — пожаловался он. — И все равно гарантии нет!
— Случилось что-нибудь?
— Случилось, случилось!
— Но что?
Кензель поднял на Анджея глаза. И, встретив его вопрошающий взгляд, потупился. На вопрос он не ответил. Наступило неловкое молчание.
— Вначале я каждый день ждал, что кто-нибудь явится от Левартов за картиной, — уходя от щекотливой темы, первым нарушил молчание Кензель. — И раньше всего, конечно, тебя — ты ведь дружил с Фаником и столько сил вложил, чтобы спасти ее. Я в толк не мог взять, почему они тянут. И в конце концов сказал себе: видно, Фаник решил до лучших времен оставить ее у меня, вернее, у нас — у чужих людей, с которыми свела меня судьба. Безумие!
— А что это за люди, у кого вы живете?
— Бывший владелец кирпичного завода с женой. Такие же неудачники, как я.
— А чем они занимаются?
— Да ничем. По образованию он инженер, но на работу поступать не хочет. Надеется все это переждать, не вмешиваясь ни во что, в сторонке. Чтобы руки не запачкать.
— Неудачник, так сказать, по собственному желанию, — пожал плечами Уриашевич. — На что же они живут?
— Вещи продают.
— Вещи?! — удивился Анджей. Он представил себе нищенскую обстановку дома и повел глазами вокруг. — Хлам тот, что в доме стоит? — спросил он. — Или развалины вот эти?
— Ну да. Мелочи разные. И я вот еще…
— Что вы?
— Плачу им. Взаймы даю.
— Ах, вот как!
Лицо Кензеля залилось краской. Разговор опять принял нежелательный для него оборот.
— Что поделаешь! — сказал он, разводя руками. — Деваться-то мне некуда!
У инженера, владельца кирпичного завода, старого своего знакомого, Кензель поселился после восстания. Казалось, инженер спустил уже все, что можно. И все-таки до сих пор ему удавалось выудить что-нибудь дома или из обломков на заводе на продажу. И пунктуально, каждую неделю он отправлялся на базар. Это все, что узнал о нем Анджей.
Читать дальше