Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— Слышал! Слышал! — опустил голову ксендз.

— И в книжке, что ей та женщина дала, так написано!

— Читал я эту книжку. Читал!

Чтобы Анджей не наткнулся на что-нибудь в темных сенях, он взял его под руку. В тесном кабинетике усадил Анджея в старое клеенчатое кресло, а себе подвинул стул. Потертая сутана с расстегнутым воротом была ему тесновата, щеки обросли щетиной.

— Итак, вы с Запада, дорогой мой? — Видно, именно это в письме Завичинского произвело на ксендза особенное впечатление. — Ну, и что слышно там про интервенцию?

Он подразумевал активное вмешательство Англии или Америки, поскольку результаты выборов в Польше их не устраивали. Анджей в политике не разбирался, и у него на этот счет не было собственного мнения, но в Варшаве в последнее время его стали раздражать люди, которые со дня на день ждали вооруженного вторжения. Однако восстанавливать против себя ксендза не хотелось, к тому же он понимал бесполезность подобных споров. И прежде чем ответить, Анджей помолчал немного и нахмурился.

— Ничего не слышно, — заключил ксендз Спос по выражению его лица. — Значит, опять прошляпили! — вырвалось у него. Он встал и закрыл окно в сад. — Терпения больше нет, — заговорил он, тяжело дыша. — Были ведь у нас в правительстве люди, не подкупленные Москвой, так сами же у них почву выбили из-под ног. И зачем им эти выборы понадобились, чего они, собственно, ждали? Опять чуда на Висле? Что в Варшаве толкуют?

Но он не дал Уриашевичу договорить: первое же слово вывело его из себя.

— Разрядка?! Как бы не так! Хаос полнейший, а теперь он еще усилится, потому что люди совсем голову потеряли, когда ясно стало: ни своими силами, ни с помощью извне дела не поправишь. Но не одни земные силы существуют, — продолжал он с горячностью. — Кроме естественных, есть силы сверхъестественные. Существует церковь! После несчастья, которое на нас обрушилось, люди не утратили веры, они сплотились вокруг костела, как никогда прежде. Даже те, кто много лет его порога не переступал. На колени они встать не встанут, потому что в бога еще не уверовали, зато уверовали в церковь! Или взять хотя бы верующих, которые все обряды формально соблюдали, но деньги на нужды церковные жалели. А теперь в любое время дня и ночи проси чего хочешь и сколько хочешь, не поскупятся. Вот как мельник из Ежовой Воли, где вы живете. У него сейчас доллар золотой легче получить, чем в оккупацию фунт муки. — Но не торжество, а скорее беспокойство послышалось в его голосе. — Только бы власти мстить церкви не вздумали за то, что народ сбирается под ее святые знамена. — Он поскреб в затылке, посидел с унылым видом, помолчал и махнул рукой, словно покорясь судьбе. — Что поделаешь! На все воля божья!

Уриашевичу пришло на память дело Рокицинской, арестованной за распространение слухов и запрещенных изданий. Вспомнил он и разговор перед домом ксендза, невольным свидетелем которого оказался. И спросил, как обстоит дело в действительности.

— Вот-вот! — поморщился ксендз. — До тех пор каркать будут, пока беды не накличут. Зачем власти дразнить такими разговорами!

— Значит, аресты — это выдумка?

Ксендз не ответил и, как бы продолжая свои размышления, закончил смиренно:

— Ну и пусть говорят! Видно, так надо!

Он снова взял письмо и еще раз прочел его. В свое гремя ему не раз приходилось сталкиваться с дядей Анджея, викарным епископом Крупоцким, о котором упоминалось в письме. Он рассказал о встречах с ним, а потом заговорил о самом Завичинском.

— Держится молодцом, и в церкви служит, и приходом управляет — вот поди ты! Помощник небось есть?

Уриашевич знал со слов теток, что нет. Ксендз Спос покачал головой.

— Это в его-то возрасте?! Восьмидесятилетний ксендз — немыслимое дело в прежние времена! Но как быть, если война столько духовенства унесла; что ни говори, лучше древний старец на амвоне, чем никто. Странно, почему курия не назначит ему помощника. — Он нахмурился и процедил с внезапной яростью: — Хотя иной раз попущением божьим от помощника помех больше, чем помощи. Но вернемся к делу, дорогой! — Он придвинул стул поближе к Уриашевичу. — Значит, я должен помочь вам найти некую личность, которая скрывается в наших местах?

— Совершенно верно.

— Фамилия его вам известна?

— Настоящая — Кензель, сейчас — Грелович.

Ксендз закрыл глаза и задумался.

— Насколько я помню, среди моих прихожан такого нет. — Потом принялся внимательно рассматривать Кензеля на фотографии, полученной Анджеем от доцента Нацевича. — И физиономии такой тоже не припомню. — Он перевел взгляд с фотографии на Уриашевича. — А точно ли, что он здесь, в наших местах?