Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

На кухне, за чаем, и потом наверху, в комнате, где Анджей уступил ему свою кровать, многое прояснилось. На Уриашевича, решил Хаза, рассчитывать нечего.

И поэтому отмалчивался. Только вопросы задавал, чтобы поддержать разговор, да слушал, так и сверля своими маленькими глазками Уриашевича. Крупными жилистыми руками в нервном возбуждении стискивал он колени. На вопрос, каким ветром занесло его в Оликсну, промямлил: каникулы себе, дескать, устроил. Странные, однако, это были каникулы, потому что тут же он проболтался, что планов у него никаких нет и сколько он у Анджея пробудет, неизвестно. Был он немногословен. И с каждой минутой становился все сдержанней. Даже Анджей, хотя у него был жар и мысли были заняты другим, обратил на это внимание и отпустил какое-то замечание насчет его неразговорчивости. Но тот отговорился усталостью. Они легли спать.

Первым проснулся Хаза. Спал он как убитый. Ни разу еще после того, как узнал он об аресте Конрада, сон его не был так крепок. Вдали от Варшавы спалось явно спокойней. Но сколько это продлится?

Услышав щебет птиц за окном, Хаза очнулся и сел в постели. Оглядел комнату, где провел ночь. И, сообразив, что он в Оликсне, почувствовал себя легко. Сладко потянувшись разок, другой, третий, увидел он у противоположной стены раскладушку, которую наполовину загораживал стол. А на раскладушке, взятой вчера внизу, — Анджея. Задумчивым взглядом уставился Хаза на спящего, и руки его бессильно упали на одеяло.

Наконец он встал. Оделся, спустился на кухню. В этот час внизу никого уже не было. Хаза покрутился на кухне, заглянул в комнату Зандовой. Потом вышел в сени. Он изучал обстановку. Но того, что искал, не находил. Из сеней наружу вела дверь. Она оказалась заперта и не на крючок или засов, а на ключ. Он поискал глазами, нет ли ключа где-нибудь на гвозде. Ключа не было. Тогда Хаза шагнул к окну и даже открыл его, собираясь вылезти, но раздумал. Еще заметит кто-нибудь, шум подымет: ведь здесь его никто не знает.

И он вернулся на кухню, а оттуда пробрался потихоньку наверх. Уриашевич, приоткрыв рот, лежал на боку лицом к стене. В той же позе, в какой Хаза оставил его четверть часа назад. На стуле возле раскладушки висела одежда Анджея. Хаза протянул руку и чуть было не похлопал по карманам, проверить, не там ли ключи. Но вовремя спохватился: они могли звякнуть. Тогда он запустил руку в карман и одновременно боковым зрением увидел ключ на столе. Прикинул на глаз, — пожалуй, великоват, но прихватил на всякий случай. А вернувшись к стулу, обнаружил ключи на никелированном кольце в кармане брюк — один поменьше, другой побольше. С добычей в руках на цыпочках прокрался он в сени и выбрался наконец во двор.

Первым делом обошел вокруг дома. Потом вдоль и поперек обследовал небольшой садик. Затем поляну. Возле каждой груды развалин останавливался. Совал нос в разрушенные постройки. И тут постоит и там. Каждый домик, в котором жили, пока не разбомбили поселок, привлекал его внимание. Но ни один не удовлетворял. Выражение лица у него по-прежнему было настороженное. Напряжение не ослабевало. Он бросал по сторонам быстрые взгляды. Мысль его усиленно работала. День был ясный, на небе — ни облачка, море — спокойное; погода стояла прекрасная. Но Хазу это мало трогало. Он поглощен был поисками. Глазки его перебегали от постройки к постройке. Но едва останавливались на чем-нибудь, как он тут же качал головой. Того, что нужно, не находилось. Ни каморки подходящей, ни закутка. Столько разрушенных, покинутых жилищ — и абсолютно ничего сто́ящего.

Другой бы на его месте давно отчаялся, но Хаза был не таков. Объяснялось это не упорством, а просто глупостью. И всегда-то он туго соображал, а сейчас, обуреваемый беспокойством, и подавно. Судорожно цеплялся он за первоначальный свой план, хотя возможностей для его осуществления не было.

Приуныв, покинул он поляну и углубился в лес. Тут внимание его привлек орешник. И опять не то! Редковат. Не спеша прошел он еще метров сто и неожиданно вышел к морю. Берег был здесь обрывистый. Воздух кристально чистый. Видимость отличная. Он устремил взгляд в пространство. Внизу резвились чайки. А далеко-далеко на горизонте виднелось судно. Хаза проводил его взглядом, пока оно не скрылось в голубоватой дымке. И выругался. Потом присел под ближайшим деревом, вынул из кармана блокнот и углубился в чтение. Но, видно, не вычитал ничего утешительного, потому что, закрыв его, помрачнел еще больше.

Лишь на обратном пути вернулось к нему хорошее настроение, когда, свернув с дороги, наткнулся он в лесу на бомбоубежище. При виде его он остолбенел от неожиданности. Но на секунду, не больше. Охваченный возбуждением, осмотрел он сидящее глубоко в земле сооружение из бетона, потом спустился вниз по ступенькам. Перед массивной, окованной железом дверью с бетонным навесом остановился. И в следующее же мгновение ключ, на всякий случай прихваченный из комнаты Анджея, уже торчал в замочной скважине. А когда он свободно, без усилий повернулся, сердце у Хазы запрыгало от радости.