Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— Здесь проживает гражданин Хаза?

Лишь на какую-то долю секунды Дубенский утратил дар речи, увидев перед собой трех мужчин — военного и двух штатских.

— Увы, поименованный отсутствует, — высоко подняв брови, проговорил он с показным сожалением.

У него потребовали документы. Он предъявил справку об освобождении из тюрьмы. Из угла, куда велели ему сесть, отпускал он время от времени замечания, которых пришельцы, однако, не оценили, — они им, видно, даже мешали, так как его попросили помолчать. Ничего другого не оставалось, как наблюдать за обыском.

— О, стоит ли драгоценное время тратить на мою жалкую писанину, — любезно и слащаво заметил барон, когда штатские наклонились над разбросанными бумагами.

Они не ответили.

— Вам дым не помешает? — спросил он спустя минуту.

Один из штатских, не глядя, махнул рукой. Он принял это за разрешение и сунул в рот сигарету.

— Квартиру эту я знаю как свои пять пальцев. Может, помочь вам в ваших поисках? — покурив, предложил он.

Страха он не испытывал. Просто соображал, есть ли связь между исчезновением Хазы и обыском. Вряд ли причиной ареста компаньона могла послужить его недавняя легализация. За такое короткое время не обнаружишь пробелов и неувязок в данных им показаниях. За себя он не волновался. Покойники не донесут, а единственный, кто мог бы это сделать, у него в руках. Прошел час. Попросив позволения пересесть со стула на диван, барон развалился поудобней — не только из желания порисоваться, а и от усталости.

Через некоторое время раздался стук в дверь, и он вскочил по привычке. Но открывать ему на сей раз не пришлось. Женский голос осведомлялся о Хазе. Он вытянул шею: не терпелось узнать, кто это. В щелку увидел он женщину среднего роста и средних лет. С рюкзаком за спиной, с крепом на шляпе и черной повязкой на рукаве пестрого платья. Он не знал Ванды Уриашевич, которая после визита к Иоанне, не взирая на поздний час и рискуя вызвать недовольство Тоси, отложила дела и решила еще сегодня с помощью Хазы (это избавляло ее от нежелательной встречи) исполнить неприятную обязанность — известить Конрада о смерти матери. У нее проверили документы и тоже задержали. До окончания обыска. Потом один штатский заглянул в рюкзак, другой задал несколько вопросов, и она была свободна. Убедившись, что между задержанными в квартире делаются различия, Дубенский вспотел — впервые после прихода милиции.

Во второй раз отер он лоб, когда его стали обыскивать. И в третий, когда ему задали несколько вопросов. Один-два, не больше! Видно, допрашивать обстоятельней было не место и не время. В четвертый раз прошиб барона пот, когда он услышал:

— Вы, гражданин, пойдете с нами.

— Дайте мне стакан воды, — попросил он.

Но когда воду принесли, пить не стал под предлогом, что она теплая. Из коридора, где они стояли, до раковины на кухне был один шаг. Он отвернул кран и пустил струю воды. И пока она лилась, краем глаза наблюдал, удастся ли привести в исполнение план, который давно вынашивал на такой вот случай. Что дела его плохи, сомнений нет. Нескольких слов было достаточно, чтобы понять: преступления под Живцем и особенно тяжкие — под Замостьем, которые удалось скрыть от суда, выплыли наружу. Это ясно, хотя совершенно непонятно, кто его мог выдать.

— Сейчас, сейчас, — твердил он, подставив палец под струю, словно проверяя, достаточно ли она холодна. — Сейчас, сейчас.

Наконец налил стакан и, отступя к окну, поднес его к губам.

— Жарко сегодня, — проговорил он. — Вот и хочется холодненького чего-нибудь.

Он пил, зажмурясь, но глаза из-под длинных ресниц так и зыркали по сторонам. Наконец подходящий момент выбран. Опершись рукой, вспрыгнул он на подоконник. Обернулся. Собирался сказать что-то, сострить, бросить им в лицо хлесткое, язвительное словцо, колкость какую-нибудь. Порисоваться хотел перед ними. Дать понять, что давно уже готов к тому, что произошло и произойдет через минуту; давно решил: если ему будет угрожать тюрьма, сопротивляться всеми возможными средствами — вплоть до самоубийства.

Но на разговоры времени не было. Он успел только прыгнуть. Как с трамплина, с прижатыми к бокам руками, выпрыгнул из окна и, описав в воздухе полукруг, головой вниз рухнул с пятого этажа на мощеный двор.

Збигнев Хаза толком даже не знал, что предпринять для своего спасения. Из Варшавы примчался он, окрыленный надеждой. Не потерял ее и во время краткого разговора с Анджеем под дождем. Но сделал вывод: за дело браться надо осторожно, с умом.