Алан Черчесов - Реквием по живущему

Потом они лежали рядом и ласкали друг друга, находя благодарный уют в близости едва знакомого, но родного на эту ночь существа. «Ты хороший, — говорила девушка. — Я знаю. Ты хороший». А он молчал и гладил ее кожу, стараясь не думать про то, что это все-таки не любовь, нет, это просто похоже. «Скажи что-нибудь, — попросила она. — Все, что хочешь». А он подумал и произнес: «Ты красива. Как лань». — «Как кто?» — удивилась она. Он обнял ее и нахмурился: «Так, вырвалось... Ты красива». И, чтобы не дать ей сказать, принялся ее целовать, подчиняя это гибкое, гордое тело вновь вспыхнувшему в нем желанию.

А потом они вместе встречали утро и, по мере того, как овладевал пространством рассвет, все отдалялись, отдалялись, отстранялись и уставали друг от друга. Свет покорял темноту и покой. «Пора», — сказала девушка и выбралась из постели. Он глядел на ее белое тело, и белое тело со стороны казалось ему плотным и холодным. «Как иней поутру, — подумал он и отвернулся. — Нет, конечно, это не любовь. И даже не похоже».

Они оделись и долго, путаясь в словах и в свете, ждали, когда их призовет хозяйка. Он пил из тонкой синей чашки золотистый чай и размышлял о том, что девушка и впрямь красива, но только не той красотой, которую он мог бы изобразить на холсте. «Я не знаю даже, как тебя зовут», — вдруг сказала она. Он оторвал взгляд от чашки и ответил: «Я тоже». — «Но ведь ты и не хочешь», — возразила девушка. «Да, — сказал он. — Не хочу». Она нервно закусила губу, горько усмехнулась и сказала: «Выходит, ты больше не придешь?» — «Не знаю, — ответил он. — Где мой конь? Ему задали корм?» — «Я буду беречь ее, — сказала девушка, не обращая внимания на вопрос. — Мне стало жаль ее вчера». — «Рахимат, — сказал он. — Ра-хи-мат». — «Хозяйка не возьмет с тебя денег. Ни за нее, ни за меня... Ни за то сено, что скормили твоему жеребцу. Ты ей понравился». — «Нельзя, чтобы ее увидели. Пусть прячется в доме. Лучше забудь ее имя». — «Рахимат? Хорошо, я забуду. У нее правда будет ребенок? Счастливая». — «Может быть, — сказал он. — Она не знает, что такое позор. Наверно, счастливая. Только ведь и счастливые погибают». — «Я поняла, — сказала девушка. — Никто не должен знать, что она здесь». Голос хозяйки прервал их разговор. Одинокий отставил чашку и спустился вниз.

«Ты возмужал, — сказала женщина, когда он вошел в гостиную, и улыбнулась. — Присядь». Она указала на кресло. Он огляделся. Комната сильно изменилась с минувшей ночи. Теперь она казалась блеклой и уставшей, как само утро в этом доме. «Хочешь с ней попрощаться?» — спросила хозяйка. «Нет, — ответил он. — Она уж и не помнит, поди, с кем сюда приехала». — «Перебирает бусы на моем столике, — сказала женщина. — Вот уже два часа. И совсем не утомилась». — «Да, — сказал он. — Она выносливая». — «Смешно, — сказала хозяйка, и на глазах ее выступила влага. — Никогда б не поверила, что способна на это». — «Я рад, — сказал он. — В самом деле, я рад, что ты на это способна. И очень голоден». — «И у тебя слипаются глаза... Куда-нибудь спешишь?» — «Нет, — сказал он. — Пока нет. Я могу уйти и позже. Будет лучше, если я уйду позже». — «Поедешь домой?» — «Не сразу, — ответил он. — Сперва мне надобно обмануть одного человека». — «Ого! Успел нажить здесь врага? — спросила она. — Лихо!» — «Скорее друга, — поправил он. — Я должен обмануть своего друга». — «Что ж, — сказала женщина. — К этому и впрямь стоит подготовиться... Сейчас принесут завтрак, я распоряжусь». — «Спасибо, — поблагодарил он. — А потом я посплю, ладно? Просто посплю» Хозяйка улыбнулась, наклонилась и взъерошила ему волосы. «Ну конечно, — сказала она. — Ты ведь гость. Гость, а не клиент».

Она ушла. Через несколько минут появилась прислужница и поставила перед ним поднос с едой. Он намазал хлеб маслом, полил его сверху прозрачным медом и жадно съел. Потом плеснул молока в стакан и с удовольствием пил его, ощущая, как просится в желудок сытое тепло. Наевшись, он направился по коридору к лестнице и поднялся в ту комнату, где всю ночь до того купался в нежной темноте и повторял запретное имя. Он постучал, но никто не отозвался. Тогда он распахнул дверь, убедился, что в комнате пусто, и, не раздеваясь, плюхнулся на прибранную кровать.

Было уже далеко заполдень, когда его разбудила хозяйка. Перед тем, как с ним попрощаться, она спросила: «Когда тебя ждать? Нам ждать тебя?» Он подумал и сказал: «Вам?.. Да. Ждите. Возьми это». Он сунул ей в ладонь тощий кошель с монетами. Хозяйка отдернула руки за спину и зло встрепенулась: «Ты посмел!.. Свои жалкие гроши!.. Глупец!» — «Нет, — сказал он. — Не глупец. По крайней мере, уже не настолько глуп, чтобы покупать твою доброту. И знаю, что она не меняется на медяки и не продается. Но деньги возьми. Они ее. Ее, а не твои. А потом станут деньгами ее ребенка». Она нехотя взяла кошелек, и он решительно двинулся к выходу, но вдруг услышал: «Пожалуй, тебе лучше уйти с черного хода, как ты и вошел. Я права?» Он кивнул.