Сара Кроссан - Одно целое [litres]

Мы поднимаем в воздух ярко-оранжевые штаны

и недоумеваем: зачем мы вообще их

покупали?

– Надо бы закупить новой одежды, –

говорю я.

Типпи вертит серебряное кольцо

на указательном пальце.

Снова и снова.

– Нет, – говорит. – Не надо. Сперва

посмотрим.

Посмотрим,

что с нами будет.

Я играю с матрешками,

ставлю их в ряд,

но

не по порядку,

а вразброс,

раскладываю и складываю,

прячу друг в дружку.

Что бы там ни говорила Дракон,

мол, мы с Типпи тут ни при чем…

Всякий раз, когда я беру в руки

десятую,

самую крошечную, что живет в сердцевине,

невзрачную и незапоминающуюся,

как зернышко риса,

я ловлю себя на желании

выбросить ее в мусор

и посмотреть, уживутся ли остальные куклы

друг с другом

без нее.

Как вам такой символизм?

В конце концов

мы опять ложимся в больницу,

где за нашим здоровьем будут пристально

следить.

Каким-то чудом

люди об этом пронюхали.

На улице

у входа в реанимационное отделение,

невзирая на снег и дождь,

постоянно трутся репортеры,

похожие на безумных фанаток какой-нибудь

мальчиковой группы,

мечтающих получить контрамарку

или просто одним глазком увидеть кумиров.

Мы с Типпи наблюдаем за ростом толпы

с пятого этажа,

но разговариваем только с Каролиной.

Не то чтобы она нас снимает –

нет, она переключилась на врачей

и наших родителей,

а нас оставила в покое:

смотреть дневные передачи по телику

и есть обезжиренный йогурт

из больничного буфета.

В больнице

к нам приходит доктор Мерфи.

На ней темно-синий брючный костюм

и очки в толстой оправе –

вид такой суровый и серьезный,

что мне сразу становится ясно:

доктор Деррик предупредил ее

о самом вероятном

исходе.

– Итак… – она говорит,

закидывая ногу на ногу

и укладывая руки на колени.

Мы переглядываемся.

Большая часовая стрелка быстро движется

по кругу.

– С ней все будет ОК, даже без меня, – вру я.

Доктор Мерфи кивает.

– А у тебя – без нее?

– У меня все будет никак. Я исчезну.

Но такого не случится. Я уверена.

– Возможно. Но давайте будем

готовиться к разным вариантам развития

событий.

Я хочу вцепиться когтями

в лицо доктора Мерфи,

загнать кулак ей под дых,

чтобы она завопила от боли.

Я хочу проорать:

«Пошла в жопу!» и

«Вали отсюда!», и

«Не хочу даже думать о будущем!»

Но я молчу.

Опускаю голову.

Бубню под нос:

– Я в ужасе.

Впервые в жизни

доктор Мерфи наклоняется

и берет меня за руку.

– Я тоже, –

говорит она.

Доктор Форрестер осматривает нашу кожу

в тех местах, где поработали

его расширители.

– Выглядит все замечательно, девочки, –

говорит,

ощупывая шишки.

То, от чего остальные

вздрагивали,

заставляет доктора Форрестера улыбаться –

невольно задумаешься

о разнице восприятия.

Доктор Деррик раз пятнадцать

рассказывает нам, как все будет –

демонстрирует на куклах, показывает

картинки.

Только операция по разделению займет

восемнадцать часов,

а потом мне еще будут устанавливать

устройство поддержки желудочка

и накачивать меня медикаментами.

Мы обе проведем в искусственной коме

минимум неделю,

чтобы не страдать от страшной боли.

Если потом я приду в себя…

если выживу…

то встану в очередь.

В очередь на новое сердце.

И буду ждать, словно кровожадный стервятник,

пока в чьей-то другой семье

не случится беда.

Чем больше врач говорит,

тем больше его объяснения похожи на обман.

Или колдовство.

Ну правда,

как им удастся соорудить нам обеим

по полноценной нижней части тела?

У нас практически один кишечник на двоих,

но доктор Деррик говорит,

что это не проблема.

У нас одни половые органы,

но доктор Деррик говорит,

что они достанутся Типпи,

а мне сделают новенькие –

когда все закончится, я буду совершенно

нормальной девушкой.

Но это вранье.

Как бы то ни было, я не выражаю сомнений

в его словах

и даже не спрашиваю,

почему врачи решили отдать настоящие

органы Типпи:

это

железобетонный

факт,

что из нас двоих

я имею намного,

намного

меньше шансов