Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Вскоре в дверь постучала мама. Она с кошкой Машкой подмышкой приехала на автобусе. Машка уверенно вошла в квартиру, скрупулезно обыскала каждый закуток и удобно расположилась на старом, изношенном диване, который предыдущие жильцы поленились выбросить. «Меня здесь все устраивает…» — прочитали мы в зеленых, как наше южное море, глазах старенькой кошки.

Я вернулась в уже не нашу однокомнатную квартиру. Супруг сопровождал меня. Он забрал щенков (а переезда ждали еще рыбки и попугаи), сына и повел в новый дом. Я осталась собирать вещи. Позже мама рассказала, как воспринял сын наши новые апартаменты. Ступив на порог, он со слезами в голосе воскликнул: «Ну и мама! Что она купила?! Здесь же жить невозможно!»

Отчасти сынок был прав. Отовсюду дули такие сильные сквозняки и стоял такой жуткий холод, что особой разницы с зимней улицей не наблюдалось. Мама обнадежила тринадцатилетнего мальчишку, приведя те же аргументы: ремонт все преобразует! Но сын не унимался: «Как жить? Как нам здесь существовать?! Разруха! Кранов нет! Холод собачий! Тут мрачно и жутко». Со стороны он выглядел маленьким ребенком, которого коварно обманули самые близкие люди.

Перепуганный Наян приютился на чужом диване подле кошки, а Анфиса стала громко плакать. Наоравшись вволю, девочка впала в сон на том же диване. Иной мебели пока не было. Анфиса то спала, то голосила, и так целый день.

Мы вместе с мужем до одиннадцати часов вечера собирали пожитки. Машина отвозила их дважды — столь много накопилось в маленькой квартирке вещей у нашей большой семьи.

Анфиса утихомирилась в полночь, когда приехала я. Она мигом замолкла, бросилась в мои объятия и не отходила больше ни на шаг… всю нашу с ней жизнь.

Уснула семья только под утро. Пока приготовили спальные места, подступил рассвет. Супружескую кровать положили в спальне прямо на полу, не прикручивая ножек. Сыну его кровать собрали в детской. Мама раздвинула свое кресло-кровать в зале, и там же для взрослых собак расстелили ковер и установили обогреватель.

Практически догнавшие по росту родителей, щенки залезли под наше с мужем одеяло. Кое-как вчетвером уместились.

Нам — людям — пришлось тепло одеться и достать все одеяла и покрывала, чтобы согреться. Так мы ночевали вплоть до весны, до отступления морозов. Температура воздуха в ту зиму нередко стояла в тридцать и тридцать пять градусов ниже нуля. В квартире она была хоть и плюсовая, но чрезвычайно низкая. Щенки в основном сидели дома. Им не было скучно: играли в догонялки между собой, со своими родителями и с Машкой.

Когда морозы спадали, мы выводили деток в поле, которое было через дорогу. Там выгуливали своих чад и другие собачники.

На одной из прогулок Анфиса, завидев вдали кобеля ротвейлера, кинулась к нему. Хозяин быстро взял питомца на поводок, а подскочившая Анфиса принялась рычать и угрожать ротвейлеру нападением, залегая на снегу. Она не реагировала на наши команды вернуться.

Наян, оценив сложившуюся ситуацию, прискакал к сестрице и куснул ее за гачи. Анфиска взвизгнула, а Наян стал носом подталкивать сестру в нашу сторону. Она послушалась и воротилась. Я отругала Анфису, а Наяна усиленно хвалила. Муж слегка шлепнул девочку поводком. Видел бы кто, что с ней случилось!

Девочка завалилась на бок в снег и прикрыла лапой щипец. Ее взор был устремлен перед собой. Он застыл, как и она сама. Во взгляде Анфисы читалось отчаяние и ужас: мир рушился на ее глазах. Ее не любили! Винили за поступок, которым она хотела доставить хозяевам охотничью радость. Борзой девочке не терпелось показать, какая она смелая. Оказалось — поступила неправильно.

«А как же правильно?» — Анфиса не знала, не понимала. Она запуталась. «Зачем жить, когда мною недовольны любимые хозяева?» — думала она. Потрясенная, она не находила ответа.

Мы с мужем подняли Анфису на ноги, обласкали и как можно мягче объяснили, что нападать надо на зверя. Можно отвечать и на нападение другой собаки, но заедаться к чужим собакам, мирно гуляющим с хозяевами, нельзя. Анфиса стояла на снегу, как каменная, не реагируя на наши увещевания. Она не шевелилась — была в трансе. Я всерьез испугалась, что у моей борзой «козочки» от переживаний разорвется сердце.

Ни я, ни супруг не ожидали такой сильной реакции на наши упреки. Немыслимо было предположить, что от упертой и эмоционально непробиваемой мамаши родится столь чувствительное дитя.

Я осторожно прижалась к Анфисе. Она покосилась в мою сторону. Нет, не на меня смотрела Анфиса. Ее зрачок устремился в вечность, а в нем задрожал смертельный испуг и осознание жгучей вины. Взгляд выражал еще и ее растерянность. «Нужна ли я вообще миру, в который пришла?» — как бы спрашивала Анфиса.