Елена Долгопят - Чужая жизнь

И Кабан налили себе еще стопочку, и Верке налил стопочку. Колька смотрел на Кабана с восторгом, а на Верку со страхом и обожанием.

– Твое здоровье, друг. – Тост оставался неизменен.

Кабан насытился и вынул сигареты. Предложил прежде даме.

Закурили. Колька, разумеется, отказался.

– Знаешь, в чем твоя проблема, – сказал Кабан. – Ты не умеешь расслабиться. Ты всегда начеку, всегда под контролем. Это не полезно. От этого люди бросаются под поезд.

– Я не собираюсь.

– Контроль – это такое дело, чем его больше, тем хуже. Это как гайку затягивать. Раз и два хорошо, а три – резьбу сорвешь. Надо уметь отключаться.

– Меня научи, – вызвалась вдруг Верка.

Кабан посмотрел на нее из-под прищуренных век.

– А разве ты не умеешь?

– Не так, как хотелось бы.

– Как всё запущено у вас, ребята. А ты, Колька, не хочешь поучиться? Вдруг пригодится.

– Хочет. Давай, учи нас.

Верка потянулась к стопке, в ней оставался глоток водки. Но Кабан перехватил стопку и отодвинул.

– Чтобы расслабиться, надо иметь ясную голову.

– Алкоголь вполне расслабляет.

– Не совсем, дорогая. Как пишут в аптеках, масса побочных эффектов. Ты хочешь, к примеру, встать и не можешь. Пол уходит из-под ног и тому подобные чудеса. Нет, мои маленькие друзья, это не наш путь. Для начала мы выпьем бодрящего кофе и протрезвеем.

– Я трезвый, – возразил Колька.

– Ты парами надышался, – усмехнулась Верка.

– Кофе выпьют все, – отрезал Кабан.

– Да я не против, сейчас сварю.

– Нет, друг, я сам сварю. Сидите, отдыхайте.

– У меня кофемашина.

– Угомонись. Я справлюсь.

Ушел. Дзынькнуло что-то на кухне, зашуршало. Зашумела кофемашина, запахло сладко кофе.

– Арабика, – похвалился Колька. – Из Кении. Сорт премиум.

Верка не отвечала и улыбалась джокондовской полуулыбкой. Колька смутился и замолчал. Но глаз от Верки не отводил, как будто и вправду наглотался алкогольных паров, расхрабрился.

На разделочной доске вместо подноса Кабан внес три чашки.

– У тебя не машина – локомотив.

Поставил чашку перед Веркой. Поставил чашку перед Колькой.

Уселся. Ухватился за тонкую округлую ручку.

– Ну, будем. – И выпил в два глотка.

Верка тянула свой кофе медленно. Голова и в самом деле прояснялась. Колька всё чего-то ждал, смотрел на них.

– Эспрессо надо пить горячим, – сказал Кабан. – Холодный эспрессо – мертвый эспрессо.

Колька послушно взял чашку и выпил.

– Не горчил?

– Нет.

– Ну слава богу, а то я боялся, что будет горчить с таблеткой. Я вам по таблетке растворил в кофе, скоро подействует.

– В смысле? – растерялась Верка.

– Контроль ослабнет, и вы станете настоящими.

– Ты очумел?

– Вы же согласились.

– Не таблетку же.

– А что ты хотела, гипноз? Это я не умею. А таблетка дело верное, испытанное. И не наркотик, не боись. Никаких побочных эффектов, сто пудов.

Сидели и смотрели друг на друга.

– Ну и что? – спросила Верка. – Что дальше?

– Не знаю. Увидим.

– А себе ты таблетку не забыл растворить?

– Себе забыл. Охоты не было.

– Козел.

– Я Кабан, Верка. Запомни.

Верка на это уже ничего не ответила, намазала хлеб маслом и принялась жевать.

– Где трудишься? – спросил ее Кабан.

– Где придется. Сегодня – у мамки на огороде.

– Она в городе, в больнице работает, – вдруг встрял Колька.

– Медсестрой?

– Санитаркой.

Спрашивал Кабан Верку, а отвечал Колька.

– Своеобразно на него таблетка твоя действует, – заметила Верка.

– Лечь, что ли, к вам на обследование? – спросил Кабан.

– Хочешь, чтобы я за тобой судно выносила? Велкам.

– Судно – это перебор.

– А что ты хочешь?

Кабан не отвечал. Смотрел внимательным и, наверное, оттого тяжелым взглядом.

– Она в мед не поступила, – подал свою реплику Колька.

– Я тебя в секретари возьму, Колька, на общественных началах.

– На какой факультет поступала?

Верка посмотрела на Кольку, и он мгновенно откликнулся:

– На педиатра.

– Отличный выбор. Поступишь.

– Не знаю. Не уверена.

– А я поступлю на следующий год, я уверен, – сказал Колька громко и четко. – Ты думаешь, Кабан, я навечно там у вас на побегушках: подай, вымой, закрой, открой, шланг, масло, полировка? Выкуси, я поступлю, я готовлюсь, я человеком буду, вы тут сдохнете в этом поселке, я приеду на вас посмотреть лет через десять, вы мне руки будете целовать от счастья, что меня видите. И ты, Верка, тоже. Чего ты гордишься? Что ходишь за вонючими больными? Они тебе сто рублей сунут, и ты рада.