Елена Долгопят - Чужая жизнь

Гарик с ножом в руке (резал хлеб) направился в прихожую – на шум.

Вера вскрикнула.

– Ага, – сказал Гарик. – Вы.

Вера не отводила глаз от лезвия, от грозного кинжального клинка.

Когда-то в детстве Игорю (и Горюну – такие он носил тогда имена) выточили его в железнодорожных мастерских знакомые ребята. Ручка красивая, наборная, удобная. Мечта шпаны. Мать, конечно, отобрала, а когда он собрался учиться в Москву, вручила. Словно оружие собравшемуся в путь рыцарю.

– Я Лёху убью, пусть пишет завещание. Он вам ключ дал?

– Николай. Я у вас телефон забыла.

– Телефон не телефон, но какую-то штуку вы здесь действительно оставили.

– Смартфон. Будьте любезны, верните мне его.

– Не могу. Я бегал звонить этому идиоту Лёхе, не дозвонился, вернулся, а этой штуки нет, испарилась. А что это? Это какая-то новая разработка?

– Это я его забрала. Я его дважды забыла. Видимо, пока вы ходили звонить, я вернулась, но потом я сюда пришла с Николаем и опять забыла. Он должен быть на кухне. На подоконнике. Я там стояла и фотографировала вид из окна.

– Нет его на подоконнике. Правда. Проверьте. Пожалуйста. Проходите. Туфли можно не снимать.

И Вера прошла. Она поняла, что Гарик (тот самый мужчина, который захлопнул перед ее носом дверь), несмотря на клинок, безопасен.

На кухне (Вера уже поняла, что это будет за кухня и что, конечно, никакого смартфона на ней нет) Вера хотела спросить, не замечал ли мужчина странностей в своей квартире, и разрыдалась. Никогда еще с Верой такого не случалось, разве что в самом раннем детстве.

Гарик растерялся, спохватился, бросился усаживать Веру на табурет, подал воды.

Вера отпила глоток, шмыгнула носом, спросила разрешения пройти в ванную.

– Конечно, конечно! – воскликнул Гарик и побежал за чистым полотенцем.

Вера умылась холодной водой, он подал полотенце и сказал:

– У меня чай заварен.

Он налил ей чая, и себе налил чая, сахарницу придвинул, хлеб, колбасу.

– Не отказывайтесь, пейте, ешьте, найдем мы ваш этот смарт. Это всё Лёха, он прибрал, больше некому, ему заняться нечем, козлу, живет как в кино, сплошные приключения. Себе же на жопу.

Гарик придумал себе вот какое объяснение происходящего:

Вера (он уже спросил ее имя и назвался сам) работает в секретном НИИ, Лёха с ней, конечно, познакомился, он и с академиками знаком, и с космонавтами; удивительный прибор, который Вера забыла у него на столе, а потом еще где-то, – ее изобретение, о нем никто не знает, военная тайна; идиот Лёха (зачем я ему дал ключи от своей квартиры, вот дебил), этот хмырь болотный, сказал девушке, что она может здесь переночевать (почему-то ей негде переночевать, мало ли), зачем-то у нее оказался при себе этот смартфон. Да. И Лёха его спер. Шуточка такая. Нехилая такая шуточка. Были в этой версии нестыковки, но худо и скудно она всё же объясняла, годилась как заплатка.

Вера молчала, и Гарик ее не тревожил вопросами, тоже молчал.

Она отхлебнула чаю (и как будто вновь всхлипнула) и посмотрела в окно.

Серая мгла, окна мерцают в дальних башнях. На улице мгла, а на кухне, на клеенке – пятно света. Солнечный теплый луч. Вера протянула руку и пошевелила осветившимися пальцами.

– Откуда солнце?

– Из окна.

– А что там, за окном?

– Ну, солнце.

– А еще?

– Небо.

– Синее?

– Синее.

– А еще?

– След от самолета. В небе.

– А год нынче какой?

– А какой надо?

– Я серьезно.

Гарик взял с подоконника газету и протянул Вере.

– Сегодняшняя.

«“Известия народных депутатов, – прочитала Вера. – 1970 год. 19 сентября. Суббота”. А у нас вторник. 2017 год».

– Ого, – подумал Гарик, – значит, та штука была машиной времени.

Не то чтобы он враз поверил, что Вера из будущего, но и не отверг с налета и в сумасшедшие ее не записал. Он жил в эпоху, когда будущее казалось чем-то вроде рая, земли обетованной, куда очень хотелось заглянуть. И фантасты заглядывали, и вопрос о машине времени оставался открытым.

– А у вас что за окном? – спросил Гарик.

– Слякоть.

Вера, пожалуй, походила на иностранку. На француженку. Хотя француженки все худенькие, как школьницы, а Вера была как спелое яблоко. И пахла яблоком, садом. И прохладой. Туфли у нее в грязных каплях, и подол плаща. В грязных и непросохших. Так что – задумаешься.

Плащ, туфли, длинная юбка в косую клетку. Плащ синий, яркий – синяя шаровая молния. Не бывает синих молний, так будет. Кольца нет на безымянном пальце.

– Вы мне не верите.

– Почему? Смартфон этот был вполне фантастический.