Дитер Нолль - Киппенберг

— Если станет совсем плохо, — по-прежнему с неудовольствием сказал я, — мы начнем уговаривать людей отнестись к заместителю снисходительнее.

— Еще чего! И не подумаю уговаривать, — отозвался Босков, — он сам во всем виноват.

Я все с тем же неудовольствием:

— Я предвидел, что он перебудоражит весь институт.

— Вы разве знали, что от него сбежала дочь?

— Я ведь был при том, как одна партийная дама, — тут я поправился не без удовольствия, — как наша сослуживица Зелигер с пылу выкладывала эту новость Шнайдеру, а тот рад стараться — пустил ее дальше, в отдел химии.

Босков покраснел как рак.

— Проклятые сплетники! — выругался он и провел пальцем между шеей и воротником. — Уж этот мне Кортнер. А как он набросился на фрау Дитрих!

Тут только я понял, что участие в этой сцене фрау Дитрих больше всего взволновало Боскова, даже не просто взволновало, а потрясло. Я спросил:

— А зачем она вмешивается? Что она, Кортнера не знает, что ли?

— Зачем? Бывает и так, — ответил Босков. — С людьми порой дьявольски непросто. Для нее это дело принципа. Она почувствовала, что Кортнер ей как бы бросил вызов.

— Хоть убей, не пойму.

— И не поймете, потому что вы ничего про нее не знаете. Потому что не видели ее личное дело.

Я и в самом деле знал про нее очень немного. Она пришла к нам с производства, она очень способная, — во-первых, у меня на это нюх, а во-вторых, это подтвердили годы ее работы в институте. Босков говорил задыхаясь, он даже и не пытался скрыть своей глубокой симпатии к фрау Дитрих, и его рассказ на время заставил меня забыть, жгучую проблему, с которой я к нему явился.

Итак, представьте себе одаренную женщину — ученого в исследовательском отделе большого народного предприятия начала пятидесятых годов. Она развивает кипучую деятельность, она полна энергии. При таких данных человек у нас не засиживается в лаборатории. Она получает повышение. Дирекция завода считает своим долгом назначить ее на такую должность, которая соответствовала бы ее способностям.

Промокая носовым платком лысину, Босков замечает:

— Выдвижение женщины — дело для нас новое, здесь нужен опыт, здесь порой дает себя знать отсутствие правильных масштабов. Итак, фрау Дитрих стала руководящим кадром, ее поставили во главе большого исследовательского отдела. Ну и, как это у нас часто бывает, набежали репортеры, и журналисты, и фотографы, с телевидения, и никто не желал упустить такую выигрышную тему.

Я уже начал догадываться, как эта история развивалась дальше, ибо оживление Боскова сменилось мрачной задумчивостью.

— Если говорить серьезно, стремление разрекламировать такой случай вполне справедливо. Одна беда: вся эта рекламная шумиха не может воспрепятствовать тому, что женщина на посту руководителя терпит крах. Не из-за стоящих перед отделом задач, а из-за своих коллег мужского пола! Отдел насчитывает пятьдесят сотрудников, из них двадцать — научных работников, многие — со степенями, все сплошь мужчины, и большинство старше ее по возрасту.

Я представил себе рядышком двадцать таких типов, как доктор Шнайдер, но не сегодняшний Шнайдер, а Шнайдер пять лет назад, до того как фрау Дегенхард исцелила его от самых опасных симптомов мужского тщеславия. Впрочем, женщина в науке — это вообще тема, заслуживающая отдельного рассмотрения.

— Ну да, Фонтане при такой оказии сказал бы: «Это обширное поле», — продолжал Босков, — во всяком случае, здесь есть два аспекта. Женщина рядом с тобой в доброжелательном сотрудничестве — это один аспект, нынче весьма распространенный, хотя при этом я не советовал бы слишком глубоко заглядывать в души некоторых представителей сильного пола, но есть и второй аспект: женщина — твой руководитель. А как обстоит дело, особенно в нашей специальности: сколько бы мы ни насчитывали положительных примеров, как бы мы ни поднимали эти примеры на щит, будем честными, Киппенберг, по крайней мере перед собой: кому из ученых нравится, когда им командует женщина?

Итак, потерпела крах. Это не давало Боскову покоя. Он начал разбираться в существе вопроса сразу же после того, как фрау Дитрих стала у него на учет. Он переговорил с тамошним секретарем парторганизации, он удостоверился, что они дрались до последнего, «а дрались они всерьез, могу вас заверить! Они даже указали на дверь одному из ее подчиненных, который открыто и злонамеренно науськивал людей против нее, он дошел до рабочего суда, но они сумели поставить на своем. После чего у них стало тихо».