Дитер Нолль - Киппенберг

— Дело такое… — начал Босков. — Я вынужден буду сегодня вечером Анни высказать… С людьми порой бывает дьявольски трудно! Эти проклятые сплетни…

— Никогда меня не интересовали, — вставил я холодно.

— Ну, конечно, вы выше этого, — разозлился Босков. — Но человек зависит от мнения других людей, хочет он этого или нет! А Анни распространяет не факты, а сплетни, и каждый толкует их по-своему… Н-да, — вздохнул он озабоченно, — случалось, из-за такой вот болтовни люди в петлю лезли!

— Ну я-то, во всяком случае, в петлю не полезу, — сказал я.

— Мне кажется, вы уж слишком возвысили себя над мнением окружающих, — сказал Босков. — Помните, несколько лет назад… Кто знает, если б вы тогда снизошли до того, чтобы обратить внимание на сплетню, которая о вас ходила, ну будто бы ваш брак совершенно распался, то, может, с вашим ощущением штиля пришли ко мне чуть раньше. Да и само это ощущение, разве оно не доказывает, что даже в такой болтовне есть крупица истины?

Я улыбнулся.

— Теперь мне ничего не остается, как спросить, где я должен на сей раз искать эту крупицу, в какой сплетне?

— Нигде, — ответил Босков. — Ее просто нет. А вахтера я отчитаю, ведь это он, ну что ты будешь делать, всем растрезвонил, кто вчера и позавчера сидел у вас в машине. Да и с Анни нужно поговорить начистоту. Очень похоже, что история, которую все сейчас пересказывают, плод ее фантазии.

— Что за история? Не томите уж, — сказал я.

— Не успела ваша жена уехать в Москву, как вы с товарищ Дегенхард…

— И что, — спросил я, — что я с фрау Дегенхард?

— Ну это… это просто, — Босков заволновался, — ну, вы понимаете, что имеется в виду, господи, да перестаньте разыгрывать из себя…

— Ах, вот оно что! Я с ней спал, это вы имеете в виду? — Удивительно, в том, что говорил Босков, я не находил сейчас ничего смешного. — Странно, — произнес я серьезно, и от Боскова не ускользнуло мое состояние, — всего лишь год назад подобный слух показался бы мне просто смехотворным, чуть ли не унижающим меня. А ведь фрау Дегенхард умная и привлекательная женщина. Раньше я этого не замечал, наверно, и в самом деле слишком высоко заносился. Это никак не связано с поездкой моей жены, — продолжал я деловым тоном. — Тут замешаны другие… скажем, импульсы. А слух этот я совсем не считаю абсурдным и, представьте, ставлю это себе в заслугу, простите, Босков, если вы сейчас меня не понимаете.

Босков молчал. Он, видимо, обдумывал мои слова. Я охотно помог бы ему, у меня ведь много накопилось в душе, хотелось задержаться, выговориться, как в прежние времена. Но момент для этого сейчас был неподходящий. Я поднялся. С машины так до сих пор и не позвонили. Не забыл ли я еще чего-нибудь?

— А кто такая подружка Вильде? — вдруг спросил я.

— Та смазливенькая лаборантка из отдела апробации, — ответил Босков. Он покачал головой. — Помните, все тогда смеялись, что такой великан выбрал как раз самую маленькую и изящную… И эти неприятности с Кортнером. Какие он устраивал сцены, когда она отпрашивалась немного раньше с работы на курсы стенографии и машинописи.

— А она имеет доступ к закрытым материалам? — спросил я.

— Вряд ли, — ответил Босков, — но раз этот вопрос у вас возник… Ладно, выясню у товарищ Дитрих.

Я собрался уходить. Босков сказал:

— Сегодня вечером, на собрании… Ну да ладно. — И он снова бросил на меня испытующий взгляд, но на сей раз решился заговорить. — В последние дни, — сказал он, — это стало для меня совершенно очевидным. Дело в том, что сегодня вечером вы должны были быть с нами.

Это прозвучало неожиданно. За последние годы Босков впервые намекал мне так прямо. Он просто перешел в атаку. Я очень спешил. У меня на самом деле не было времени, но я все-таки опять сел.

— Вы, пожалуй, правы. Тогда, на рабфаке, я ведь вам рассказывал, отец мне прожужжал все уши: политическая активность — это хорошо, но маленький человек не должен связывать себя ни с какой партией, иначе ему придется расплачиваться за грехи сильных мира сего. Я, конечно, давно так не думаю! Просто упустил когда-то момент. Уж если на то пошло, я давно чувствую свою принадлежность!

— Это, конечно, весьма похвально, — заметил Босков, — значит, чувствуете свою принадлежность, а на самом дело почему не принадлежите?

Еще недавно меня возмутил бы подобный вопрос. Сейчас стремление разобраться в своих поступках, проклятое чувство разочарования чуть было снова мною не овладели. Теперь мне, как правило, не удавалось справляться с такими состояниями без некоторой внутренней ломки. Бояться этого или желать, я не знал. Но в ближайшие недели я нужен был себе таким, каков я есть.