Дитер Нолль - Киппенберг

— Хорошо, — говорит Ланквиц, — я прослежу…

— В письменном виде, — ласково говорю я, — приказ по институту…

Ланквиц кивнул и тут же нажал кнопку.

Ну хорошо. Внешне все остается по-старому. Видимость прежней структуры управления на первых порах будет сохранена, но в пределах института надо будет преодолеть некоторые иерархические моменты, и для тех, кто знает Киппенберга, нет сомнений в том, что мало-помалу будет перестроено решительно все. Разговоры о коллективном научном руководстве? Ланквиц и это примет безропотно. Он ни минуты не сомневается: Киппенберг даст ему спокойно работать в лаборатории. А дальше чем лаборатория — а вокруг мир и покой — мечты Ланквица и не заходили. После горького опыта минувших лет Ланквиц полагал, что человек должен распоряжаться самим собой, чтобы обрести покой и уверенность. Вот он и распоряжался долгое время, а радости не было. Почем знать, а вдруг последние годы будут лучше именно потому, что ему не придется больше тащить ношу в одиночку?

Фрейлейн Зелигер сидела рядом со мной в кресле, держа перо наготове. Ланквиц вполголоса, сохраняя безупречную выдержку, диктовал: «…решение этой первоочередной задачи требует новых форм организации работы. Поэтому со дня опубликования приказа отделы апробации, химии и группа Киппенберга будут работать по общей программе. Приказ не распространяется на лабораторию директора. Координировать работу по совместному решению новых задач первостепенной важности поручено доктору Киппенбергу…»

Я молча слушал. И покуда совершенно растерянная фрейлейн Зелигер в приемной перепечатывала все это на машинке, я осторожно спросил:

— А нам не следовало бы…

— Боскова? — догадался Ланквиц.

Я кивнул.

Фрейлейн Зелигер принесла перепечатанный текст, Ланквиц сказал:

— Позвоните доктору Боскову, не будет ли он так любезен…

Я снова откинулся в кресле, исполненный безумного волнения. Вот то-то Босков вытаращит глаза!

Я и не знал, что Босков тоже не терял времени даром. Раздумчиво покачивая головой, он остался в приемной и долго глядел мне вслед. После чего поспешил к себе. Настроение у него было вроде того, какое бывает в невыносимо душные летние дни, когда над головами неприметно сгущаются тучи, а грозы никто не ждет, и только Босков время от времени поглядывает на небо. По воскресеньям часть домашней утвари вынесена под открытое небо, на веранду, на лужайку, столы, подушки, уйма игрушек, посуда, книги, повсюду бесчинствуют дети. А с южного небосклона, из-за дома, уже набегают черные грозовые тучи, и в любую минуту может разразиться гроза. Тут потребна очень быстрая реакция, чтобы успеть, когда уже падают первые капли и по саду проносится первый песчаный вихрь, перенести все под крышу, загнать в дом детей и скликать кошек.

Примерно так все выглядит сегодня. После грозы будет прекрасный воздух, но сначала должна отбушевать гроза. Уже пора ударить первому раскату грома, Босков не затем живет на свете, чтобы уклоняться от принятия решений. А время для них созрело. Они обрушиваются на него как гром с ясного неба, но они не застают его врасплох. Босков чувствует себя в отличной форме. А если сегодня он особенно распыхтелся, это означает только, что он особенно активен, особенно благоразумен и безрассуден в одно и то же время.

Он прикидывает возможности. Он ждет, что Ланквиц будет упорно твердить свое «нет». Киппенберг же, судя по всему, готов бороться до победного конца, и, если он опять не спасует на полпути, дело может дойти до принципиального спора, о котором давно уже мечтает Босков. Вот только Босков не может избавиться от ощущения, что атмосфера подогревается здесь искусственно, что страсти кипят по причине мало для этого подходящей. И поэтому он чувствует себя в дьявольски сложном положении: Киппенберг, этот сторонник тактики балансирования, этот Фабий Максим Кунктатор, который из года в год старается измором взять Ганнибала, вдруг надумал дать сражение, а Босков не знает, уговаривать его или отговаривать. Порой бывает ужасно трудно решить, как лучше. Во всяком случае, он не должен допустить разгрома Киппенберга. Прежде чем принимать окончательное решение, он должен очень точно взвесить все шансы «за» и «против». Он должен кликнуть на подмогу несколько товарищей. Он думает о Харре и Шнайдере. Из вычислительной группы — о Мерке и Лемане. Он выслушивает их поодиночке, чтобы мнение одного не повлияло на другого. Четыре столь ярко выраженных индивидуалиста. Босков вздыхает. Н-да, беседа предстоит нелегкая.