— Если останешься… — ответил старик, — то самое большее через месяц повесишься вон там, на том нижнем суку! — показал он в темноте на дуб.
Не знаю, как Павел отнесся к этим словам. Но то, что потом он многократно повторял их и искал в них какой-то другой смысл, свидетельствует о поразительном впечатлении, которое они произвели на него. Думаю, что он еще тогда поверил в пророчество старика, хотя объективно не имел к тому никаких оснований.
— Почему ты так думаешь, дедушка? — наверно, спросил он его.
— Потому что до тебя здесь было восемь партий, — наверно, ответил дед Йордо.
— И хоть один повесился?
— Нет. Все сбежали.
— От страха, — спросил бы я.
А старик, наверно, бы ответил:
— Тут не только страх и тоска, — и добавил бы: — увидишь!
Возможно, что они вообще не разговаривали.
Когда Павел вернулся в большую палатку, все уже спали. Долгий путь всех измучил. Павел и сам устал, но ему не спалось. Он вышел и долго бродил меж камней. Собаки уже привыкли к нему и больше не лаяли. Увидев, что старик в хижине погасил лампу, он вернулся к себе в палатку и тоже лег.
«Все казалось таким спокойным, что я невольно подумал: ну и глупости плел тут этот старик! Просто мы ему неприятны, вот он и думает, каким бы способом нас отсюда выжить!» — говорил позднее Павел.
Лег он около одиннадцати, залез в спальный мешок и моментально заснул.
Вскоре после полуночи он проснулся. Ночной ветер внезапно надул палатку, заплескались полотнища, и в тишине поползли таинственные страшные звуки. Павел совершенно ясно услышал протяжный вой, сдавленные человеческие голоса, внезапный дикий вопль и выскочил из мешка. Прислушавшись внимательнее, он уловил далекие стоны, словно кто-то умирал во мраке, затем раздался громкий хохот и снова человеческие крики. Ветер рванул с новой силой, будто хотел унести палатку. Казалось, что кто-то приближается и что вот сейчас появится зловещий призрак, протянет руки и схватит…
Павел кинулся к большой палатке. Его люди столпились у входа, дрожа от ночной прохлады и ужаса. Кто-то зажег лампу, и все увидели небольшую гадюку, тихонько выползающую из постели Кирчо. Цыган бросился к змее и каблуком раздавил ей голову, но остальные все же не решались вернуться в палатку.
Павел стал их ругать: и сетки не натянуты как нужно, и вообще, что это за мужчины, которые дрожат при виде жалкого змееныша. Люди молчали и только оглядывались. По их расширенным зрачкам Павел понял, что они тоже слыхали жуткие звуки, разносимые ветром по холмам.
— Не зря это место называют Джендем-баир! — заметил Панайот, у которого от ужаса перехватило горло.
— Эта змея не простая! — сказал кто-то другой.
Молодцы с пристани глядели друг на друга беспомощно, как испуганные дети. Турок был сам не свой. Лишь цыган начал окуривать палатку табаком и укреплять сетки. Он-то и сказал Павлу:
— Не дело это, начальник, отделяться!
Павел тут же перенес свой спальный мешок в большую палатку. Это до некоторой степени их успокоило. Ветер почти утих, страшные звуки смолкли, и измученные усталостью люди заснули один за другим.
Только тут Павел вспомнил о старике и тихонько выбрался наружу. Стадо было спокойно, из хижины не доносилось ни звука. Но Павел почему-то был уверен, что старик не спит, что он не мог не слышать поднявшегося шума и не видеть всей этой сутолоки и, может быть, заранее ждал, когда подует ветер и изъеденные временем камни заговорят человеческими голосами, застонут и захохочут, чтобы и самому посмеяться над пришельцами. Он так и подумал, что старику непременно надо было посмеяться над ними.
По небу проносились метеоры, где-то далеко за горизонтом угадывалось воображаемое сияние города, маняще темнели ущелья, и разбросанные повсюду, похожие на кости камни светились чуть уловимым, почти фосфоресцирующим светом. Стояла полнейшая тишина, и вся эта история с дьявольскими звуками казалась теперь нелепой выдумкой. Молодой геолог выкурил сигарету и вернулся к своим людям. Позже, вспоминая об этой ночи, он говорил: «Тогда я понял, что старик прав, что ему совсем не трудно быть правым».
Когда геологи проснулись, солнце давно уже встало, кошара была пуста, а стада и след простыл. Кое-как умылись у родничка, закусили и отправились на место, откуда надо было начать картирование. Каждый тащил инструменты и разные вспомогательные приборы. Уже с утра чувствовалось, что день будет жаркий, но ни один не мог себе представить, какое пекло их ожидает. Вокруг было совсем голо и только все те же белые камни поблескивали на сгоревшей траве.
Читать дальше