Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

Новый год встретили по старой погранично­-прожекторной традиции: ровно за минуту до двадцати четырех вспыхивают все прожекторы на островах. Лучи подни­маются вверх, нащупывают точку встречи ровно в двадцать четыре для приветствия Нового года и коллег- прожектористов с его приходом. Как ни запрещает-искореняет эту традицию высокое начальство - и разжало­ванием, и «губой», а новогодняя световая вакханалия повто­ряется, при благоприятных метеоусловиях видна на Готлан­де, даже континентальной Швеции.

Пронесло, никто даже не пожурил за грубое нарушение графика и грубейшее - инструкции, категорически запре­щающей поднимать луч вверх, чтобы случайно не ослепить какой-нибудь самолет, демаскироваться на сопредельной территории. Возможно, начальство махнуло рукой: никаких авиатрасс здесь не проходит, и дураку понятно, что распо­ложение прожекторных станций для сопредельной стороны не представляет никакого секрета.

В декабре, как и ожидалось, на заставу прибыло из «учеб­ки» молодое пополнение. Позвонил замполит и сообщил: есть один литовец. Интернациональная идея имела все шан­сы стать реальностью, но не раньше, чем через месяц, - мо­лодые должны адаптироваться, пройти стажировку, позна­комиться с флангами, походить младшими наряда и... при­нять «присягу»: «я, молодой гусь, перед старыми клянусь...» Правда, по желанию. В отличие от воинских частей, той же «мазуринской гвардейской», на заставах эти «присяги» про­сто забавка, нечто вроде солдатской художественной самодеятельности, ритуальная хохма-пародия, как праздник Неп­туна у моряков. Никто никого не принуждает к этой «прися­ге», все добровольно и весело, но без участия начальства.

Сразу после Нового года был по делам на заставе и по­просил капитана ускорить укомплектование штата прожек­тора, мало надеясь, что начальник заставы согласится до ис­течения срока стажировки.

- Значит, путь на интернационал? - усмехнулся капитан.

- Мне замполит уши прожужжал. Значит, литовца?

- Так точно...

- Даже не взглянув, не познакомившись?

- Все будет нормально, товарищ капитан.

После Гоцицидзе начальник заставы проникся полным доверием к организаторским и воспитательным талантам начальника прожекторной станции и теперь не возражал:

- Ладно, забирай, хотя этого лося следовало хорошенько погонять по флангам. Но интернационал есть интернацио­нал, ради него на что не пойдешь... - Связался по телефону с дежурным: - Бедрис у нас не в наряде? Тогда быстренько его - ко мне!

Через минуту в кабинет буквально ввалился атлет метра под два ростом с массивным лошадиным лицом и с легким акцентом доложил:

- Товарищ капитан! Рядовой Бедрис по вашему приказа­нию прибыл!

Бог ты мой, подумал, разочарованный, только такого гро­милы не хватало! Ведь ожидал увидеть худощавого паренька в обвисшем после «учебки» кителе, а тут такое чудо-юдо...

- Знакомься, Бедрис, - показал капитан: - Это - началь­ник прожекторной станции младший сержант Бакульчик. С сегодняшнего дня поступаешь в его распоряжение.

- Как? - не понял Бедрис.

- Будешь проходить службу на прожекторе. Что и как - расскажет младший сержант. Ясно?

- Так точно! - вытянул по швам огромные, как лопаты, ладони Бедрис.

- Коль все ясно, доложи своему командиру отделения и через полчаса будь готов отправиться с младшим сержантом Бакульчиком к новому месту службы.

Бедрис помялся, переступая с ноги на ногу. Чувствова­лось, он без всякого энтузиазма воспринял назначение, на­мерился, но не решается попросить капитана оставить его на месте, и это задело его, Бакульчика, самолюбие, возникла странная неприязнь к Бедрису, пожалел, что ради своего ин­тернационалистского эксперимента купил кота в мешке, но уже не отступишься - поздно.

Почти всю дорогу шли молча. Он - впереди, Бедрис - почти рядом сзади. Только раз спросил, что ему предстоит делать на прожекторе.

- Светить! - ответил сдержанно, все еще чувствуя в себе непроходящую неприязнь к этому верзиле.

- Я же ничего не умею...

- Не умеешь - научим, не хочешь - заставим, - ответил воинской сентенцией и поймал себя: нельзя в таком тоне, нельзя настраивать себя на антипатию к человеку, которого абсолютно не знаешь, которого сам выбрал, пусть себе и не глядя, но выбрал.

Доброжелательнее, даже весело спросил:

- А супы, каши готовить хоть умеешь?

- Приходилось...

- А говоришь, ничего не умеешь! Неделю в месяц придет­ся кашеварить, совмещая с обязанностями караульного.