Феликс Кандель - День открытых обложек

Давид увидел его поздно вечером, на окраине деревни под Луцком. «Он подошел ко мне, сразу всё понял и повёл за собой. Вошли в избу, и он сказал жене: ”Важного гостя привел Господь в наш дом. Возблагодарим Его”. Они встали на колени, начали молиться простыми словами, которых нет ни в одном молитвеннике. Просили Бога помочь тем, которые прячутся теперь в лесах.

Мы сели за стол. Жена его подала молоко и картошку. Перед едой хозяин-баптист прочитал отрывок из Библии. ”И я еврей, – сказал. – Духовный еврей. Встреча с тобой подтверждает заветы пророков, что беженцы будут спасены”. А жена добавила: ”Будет и у тебя семья‚ картошка с молоком на столе”.

Хозяин заговорил о Христе, пытался склонить меня. Я ответил: ”Спасибо за помощь, которую ты оказал. Но разве по совести оказывать давление на слабого и беспомощного? Где вы были? Почему не разметали ограды, не сказали слова утешения людям, которых все покинули? Сидели по домам, молились, а целый народ уничтожали на ваших глазах”.

Он плакал. Он бормотал в смятении: ”Ты прав. Ты прав”…»

Давид пробыл у них пару недель, потом поменял дом, еще дом, – баптисты переправляли его тайком от прочих жителей, которым не доверяли.

Сказал один из них:

– Люди проходят трудный экзамен. Иди в соседнюю деревню, но предупреждать хозяина мы не станем. Если не примет, вернешься ко мне, но для нас это станет проверкой его верности.

Давид нашел нужный дом, постучал.

– Кто там? – спросили.

Ответил:

– Бездомный просит убежища.

– Мы не открываем по ночам.

То было среди разбойных лесов. В ночи убийств, грабежей и поджогов.

– Ну и дни наступили! – воскликнул Давид. – Сын Израиля просит убежища‚ а ему отказывают.

Хозяин сказал:

– Там еврей! Неужели мы ему не откроем?

Дверь отворилась‚ и отворились сердца тех людей.

Давид прятался в амбаре под завалами соломы, вошел хозяин, присел рядом.

– Я вижу, ты безутешный. Спою песню, может, она укрепит твой дух. – И он запел на иврите псалом царя Давида: – «Бшув Адойной‚ бшув Адойной эс шивас Цийон...» («Когда возвратил Господь пленников Сиона‚ были мы как во сне...»)

За Давидом охотились, он чуть не погиб, но пришло освобождение, Давид приплыл на землю Израиля, писал письма баптистам под Луцком.

«И вот человек, которого не забуду. Была зима. Я возвращался в деревню в хорошем настроении. Житомир освобожден, скоро свобода придет и к нам. Услышал призыв на ветру. Кричал крестьянин. Встал. Подождал его. Он сказал: ”В деревне ищут тебя. Не иди туда”.

Забыл теперь его имя. Но помню оклик в темной, промозглой ночи. Который спас меня…»

Давид рассказал про свои скитания, передал письма баптистов, я сделал передачу по радио.

Собралась семья Давида.

Прослушали в молчании, хоть не знали, наверно, русского языка.

Смотрели на отца, видели слезы в его глазах – всё понимали.

«Дорогой и уважаемый мною Давид! Хотелось бы увидеть тебя на этой прискорбной земле. Я имею восемьдесят три года моей земной доли, силы мои изменяют, головные боли, головокружения, но пока живу… Павко очень слаб, ходит с палкой, пасет свою корову. Алена слаба.

Я прочитал им твое письмо, они плакали малыми детьми, плакали, вспоминая о тебе, и молились. Приветствую тебя библейским стихом (Книга чисел, глава 6, стих 22 и далее): ”Да благословит тебя Господь и охранит тебя!.. Да обратит Господь лицо Свое к тебе и даст тебе мир!” Целую тебя. Твой друг Иван».

По окончании той войны…

…на заброшенном берегу Средиземного моря обнаружили отшельника‚ который не знал ничего о Гитлере, не слышал о Сталине‚ не подозревал даже о войне с ее жертвами.

Одиночка может отсидеться в укромном месте, но куда деваться целому народу? Где отсидеться? В какой глуши?

Давид из Луцка попал в мою книгу под именем Лёвы Блюма. Он пережил ужас с послевоенным скитанием‚ взошел‚ наконец‚ на корабль и на палубе повстречал тихую девушку Броню. Длинноногую и длиннорукую. Большеротую и большеглазую. С тоненькой фигуркой и тяжелой грудью. С нежно-розовым отсветом на щеках‚ который пробивался изнутри затаившимся до поры огнем.

Видится Броне трюм крохотного суденышка‚ дощатые занозистые нары‚ юноша во мраке‚ склонившийся над ней‚ узкобедрый и жаднорукий. Юноша ищет тепло‚ самую его малость‚ после стужи ужасов отогревается в женских объятиях. Чудится Броне покачивание на нарах‚ пугающее падение в бездны и взлет под облака – не пережить заново.

Изгнание искупает грех.