Феликс Кандель - День открытых обложек

Живут под крышей люди, преданные суете и поддающиеся ночному страху‚ упорствующие в закоренелой дерзости и в пресыщении рождающие грех. Пресыщение невелико‚ но грех заметен‚ и небесные источники ограничены для них. Алчущим недостает мяса. Горделивым недостает сомнений. Гневливым – покойной мудрости. Нет праведников под крышей‚ Голос не звучит для них с Небес, возможно, они его не слышат.

На пятом этаже‚ под крышей, затаился Нюма Трахтенберг. С такой внешностью и фамилией ему бы в вольные степные края с посвистом казачьим‚ храпом лошадиным: вот бы потешились от души! Внешность пропадает без спроса‚ фамилия пропадает‚ тут про него говорят: «Этот русский...»

Прошел слух, будто «эти русские» привезли несчитанные богатства‚ редчайшие сокровища‚ ковры-иконы‚ серебро с эмалями‚ которые отдавали задешево‚ и суматошный Ицик – «Куплю всё и продам всё» – первым заявился к Нюме.

Что же оказалось?

Нюма Трахтенберг узнал перед отъездом от знатока: чтобы купленное поле стало твоим, следует обойти его после уплаты денег. Чтобы страна стала твоей‚ следует пройти ее из конца в конец, взирая не по взгляду глаз‚ внимая не по слуху ушей. Авраам прошел по земле Ханаан в завязи добрых умыслов‚ так поступит и Нюма.

Он привез в багаже резиновые сапоги: шагать в любую погоду по горам-долинам. Привез берестяное лукошко: набрать заодно грибов. Не забыл и палатку: спать в походах. Брезента кусок от сырости. Компас и переносной примус. Топорик – рубить лапник. Фонарь с набором батареек.

– Там есть грибы? – спросил таможенник.

– Там есть всё‚ – ответил Нюма.

– Видел я на карте эту страну‚ – сказал другой таможенник. – Номер один‚ даже название не умещается. Какие уж грибы...

И не пропустил нож-тесак‚ с которым Нюма собирался ходить на зверя.

Был перелет: Всевышний колеблет судьбы человеческие. Была незнакомая страна: в длину пять часов езды‚ в ширину час. Страна‚ которую не приметишь на картах рядом с громадой прежнего места жительства.

– В том краю, откуда я приехал, отправлялись в эвакуацию за тысячи миль. Здесь до Ташкента два с половиной километра.

В декабре-январе‚ после обильных дождей‚ «эти русские» собирают грибы по окрестным лесам‚ карабкаясь по склонам гор‚ обдирая в кровь руки с ногами. В декабре-январе вылезают из земли маслята – напоминанием о могучих белых красавцах‚ о бравых подосиновиках‚ что вставали по росе в нахлобученных колпаках‚ о нежных подберезовиках‚ обреченных на скорое пожрание червями‚ участью своей подтверждая беспокойство бабушки Хаи: «Не будь сладким‚ Нюмеле, не то проглотят...»

После хорошего дождя маслята прорастают во множестве; их солят и маринуют‚ потребляя на закуску‚ – чего же не хватает Нюме Трахтенбергу? Нюме не хватает реки‚ обилия полноводных струй‚ однако ему разъясняют: «Реки нет намеренно‚ чтобы не сказал в сердце своем: схожу в Иерусалим‚ окунусь в текучие воды‚ поклонюсь заодно святым местам». Нюма уточняет: «Чтобы взойти в город с единой целью?» – «Совершенно верно. С какой целью взошел ты‚ Биньямин?»

Монастырь с тяжелыми крепостными стенами. Узловатые масличные деревья на вскопанной рыжеватой земле. Минарет с изумрудным – в ночи – браслетом‚ пробуждая неутолимым призывом. Пошумливает шоссе ленивым морским прибоем, пальма отмахивает вознесенными листьями в неспешном шуршании, петух подает сигналы из арабской деревни, нездешние волны рассылают по округе: «Валенки‚ валенки‚ да не подшиты стареньки...»

Всё-то они врут, карты и атласы.

Всё-то они врут.

Вот Нюма проехал по земле‚ вот он прошел по горам с впадины на косогор‚ обходя валуны с проклюнувшимися на них цикламенами‚ посидел в тени у капельного источника‚ попил водицы‚ скопившейся в выемке‚ размял в ладонях плод хлебного дерева‚ углядел орла в вышине‚ ящерку на камне‚ послушал весомую тишину‚ что наполняет просторы его пребывания‚ и явилось ему понимание‚ одним из первых: бесполезны пространства‚ которые не охватить.

Человеку нужны расстояния‚ которые можно обойти пешком.

Которые хочется обойти пешком.

Неисчислимость – наша утеха…

…обладание бесконечным.

По окончании исчислимого подстерегает скука.

– Что вас огорчает?

– Проклятие привыкания. Это меня не огорчает. Это убивает.

Где прежний холодок‚ озноб с восторгом? Город вокруг – заложником у Неба. Странники стекаются на его призыв от Иерихона‚ Шхема‚ Хеврона, посланцами встревоженного разума. Облаченные в белые одежды‚ с арфами в руках‚ они бродят по городу и бредят посреди улиц, утешители‚ обличители и наставники‚ призванные во спасение на великую службу‚ – голоса свыше нашептывают им послания‚ которые следует огласить. Каждый десятый Машиах бен Йосеф. Каждый двадцатый – Машиах бен Давид. Даже ослы в округе примеривают въезд с Масличной горы‚ переступая через пальмовые ветви. Белые‚ конечно‚ ослы‚ не всякие.