Кристен Рупеньян - Ты знаешь, что хочешь этого

Ладно, говорю я себе, у девочки заскок, и страшноватый заскок. Кто знает, откуда он у нее – то есть я могу представить, куча жутких возможностей, и я не хочу далеко заходить. Но причина не имеет значения, он у нее есть, и она ничего не может поделать, такая штука, – как фут-фетишист или даже педофил – мы не всегда контролируем, чего хотим; все, что мы можем, это контролировать то, как мы себя в связи с этим ведем. Девочка ведет себя в соответствии со своими желаниями, совершенно зрело и ответственно; рассказывает тебе о них, открыто, не дожидается, пока вы сходите на три свидания и влюбитесь друг в друга по уши; сразу переходит к делу и дает тебе выбор. В каком-то смысле она тебе открывается, прося сделать то, за что куча народу ее осудила бы. Да, получилось так, что она тобой как бы распоряжается, и жестко, но на деле она честная, открытая и прямая, и в каком-то смысле этим нельзя не восхищаться.

И тут я дохожу до того места, где надо себя спросить: могу я вообще ее ударить? Не изо всех сил, но просто типа… символически? Учитывая, что это ее дико заведет и у нас будет офигенный секс. Почему нет, так? Но я типа думаю: кто вообще так может? Что это за человек: едет на встречу с парнем, которого не знает, и просит его стукнуть ее изо всех сил? Кто-то, в ком есть желание смерти, вот кто это. И даже оставляя в стороне мое естественное отвращение к привлечению битья в сексуальные дела, что я вообще делаю, трахая девушку, которая хочет смерти? Кто я в этом случае?

Дело в том, что это сейчас я об этом думаю. Хотел бы я сказать, что тогда не думал: что меня слишком заволокло депрессивным туманом, чтобы это мне пришло в голову. Но оно пришло. Я думал об этом, но потом просто… дал ему ускользнуть. Как будто мое сознание было набором тормозных тросов, которые перетерлись. Я не хотел бить ту девушку, но ситуация развивалась по своей логике, и да, девочка, конечно, была не в себе, но правда в том, что все девочки из Тиндера, которые встречались со мной и трахались в мотеле, все они в той или иной степени были не в себе. Девочки с хоть каким инстинктом самосохранения чуяли меня за милю. Наверное, любая девочка чуяла. Просто некоторых тянуло на вонь. Потому что, будем честны, эта девочка не попросила бы какого-нибудь риелтора, чтобы он ее ударил, или там парня из колледжа. Она увидела во мне того, кто мог дать ей то, что было нужно. Я открыл дверь, и она подумала: ага, этот похож на парня, которому понравится бить меня по лицу. Если посмотреть с этой стороны, становится не по себе. Но еще более не по себе становится от того, что я-то понимал: она права. Может, во мне и было такое желание, хотя я его не видел. И может, сделав то, о чем она меня просит, я его изгоню или докажу, что его не было изначально.

В общем, я ее спрашиваю в последний раз:

– Ты точно этого хочешь?

Она говорит:

– Точно.

Я говорю:

– Не хочешь просто пообниматься и посмотреть кино?

Она хихикает и отвечает, как будто дразнится:

– Ты что, боишься чего-то?

Я собираюсь сказать нет, но потом думаю: чего бы не сказать ей правду? Поэтому говорю:

– Да, вообще-то да.

Она накрывает мою руку своей, словно утешает.

– Я понимаю, что это странно, – говорит она. – Я не хочу тебя пугать.

– Наверное, мне просто надо чуть больше времени, чтобы все уложилось в голове, – отвечаю я. – Я раньше никогда не бил девушек по лицу.

Вообще-то я никого не бил по лицу, но про это я рассказывать не собираюсь; не хочу выглядеть любителем.

Она смеется.

– Опыт не обязателен! – говорит она. – Я почту за честь быть у тебя первой.

Я смотрю, как она мне улыбается, и меня тянет задать ей миллион вопросов, типа, как тебя угораздило, и откуда ты, и есть ли у тебя братья-сестры, и кем ты работаешь, и какое у тебя самое первое воспоминание, какой любимый цвет, и да, кстати, что у тебя в чемодане?

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, она снова сжимает мне руку.

– Не надо ни о чем волноваться, – говорит. – Все пройдет отлично, честно.

– Даже не знаю, что это обо мне говорит.

– Это значит, что я тебе доверяю, – говорит она и целует меня в щеку.

Я не знаю, правда ли это, но это то, что мне нужно было услышать. Я говорю:

– Ладно. Если ты точно этого хочешь, я это сделаю.

Лицо у нее озаряется, как, твою мать, новогодняя елка. Она еще раз меня целует, спрыгивает с кровати и бежит в душ, посмотреть, как там. Это, наверное, можно и не объяснять, но мы говорим не про романтическую ванную с эдаким мылом и душем-дождиком; речь про грязную кабинку в мотеле, где в швах плитки плесень, а на стенах пятна загадочного происхождения. По крайней мере, я отчасти надеялся, что она увидит это все и передумает. Но не-а – она включает воду и забирается внутрь.