Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

– Аямэ тоже здесь нет, – говорит Орито. – Мачеха ее уволила.

Она уверена, эти «сдвиги» времени и ощущений вызваны лечебным снадобьем, которое мастер Судзаку готовит для сестер перед ужином; каждой сестре – свое. Снадобье для Орито он называет «Утешение». Орито знает, как опасно приносимое им удовольствие – губительно для здоровья и вызывает привыкание, но если его не выпить, не дадут еду, а ослабнув от голода, разве можно надеяться убежать из горного монастыря в середине зимы? Лучше питаться как следует.

Тяжелее представлять себе, как мачеха и сводный брат просыпаются в Нагасаки, в доме семьи Аибагава. Что там осталось из ее вещей и вещей ее отца? Неужели все распродали: телескопы, медицинские приборы, книги и целебные снадобья; мамины кимоно и драгоценности… Все это перешло в собственность мачехи – почему бы и не продать тому, кто больше предложит.

«Как и меня продали», – думает Орито, чувствуя, как где-то внутри разгорается злость…

…И тут слышит Яёи в соседней келье – звуки рвоты, стоны и снова рвота.

Орито выбирается из постели, накидывает стеганое кимоно.

Повязывает голову платком, прикрывая ожог, и спешно выходит в коридор.

«Я больше не дочь, – думает Орито, – но я все еще акушерка…»

«…Куда я шла?»

Орито стоит в душном коридоре, отделенном от галереи длинным рядом раздвижных деревянных ставен. Сквозная резьба по самому верху пропускает дневной свет. Орито дрожит и видит пар от своего дыхания. Она куда-то шла, но куда? Забывчивость – еще одно последствие «Утешения» Судзаку. Она оглядывается, надеясь вспомнить. На углу, возле уборной, ночной светильник – сейчас он потушен. Орито прижимает ладонь к деревянному ставню, потемневшему от бесчисленных зим. Нажимает, ставень поддается неохотно. Сквозь узкую щель видны свисающие с кровли сосульки.

Ветви старой сосны поникли под тяжестью снега; камни для созерцания заиндевели.

Квадратный пруд подернулся льдом. Лысый пик запятнан прожилками снега.

Из-за ствола сосны показывается сестра Кирицубо – она идет по галерее, ведя по деревянным ставням сросшимися пальцами высохшей руки. Она обходит двор сто восемь раз. Поравнявшись с приоткрытым ставнем, говорит:

– Сестра сегодня рано встала.

Орито нечего ответить сестре Кирицубо.

По внутреннему коридору приближается Третья сестра Умэгаэ.

– Это еще только начало здешней зимы, Новая сестра. – В снежных отсветах родимые пятна на лице Умэгаэ кажутся лиловыми. – Дар в чреве – как нагретый камень в кармане.

Орито знает, Умэгаэ говорит это, чтобы ее напугать. И ведь подействовало.

Украденная акушерка слышит, как поблизости кого-то рвет, и вспоминает: Яёи…

Шестнадцатилетняя женщина склонилась над деревянным ведром. С ее губ свисает нитка слюны. Тут же выплескивается новая порция рвоты. Орито черпаком разбивает лед в бадье и подносит Яёи воды. Та, с остекленевшими глазами, кивает, словно говоря: «Худшее уже позади». Орито вытирает Яёи рот бумажкой и дает выпить воду, такую холодную, что зубы сводит.

– Сегодня почти все попало в ведро. – Яёи прикрывает лисьи уши головной повязкой.

– Правду говорят, – Орито подтирает с пола пятна рвоты, – повторенье – мать ученья.

Яёи утирает глаза рукавом:

– Сестра, почему меня до сих пор все время тошнит?

– Иногда тошнит до самых родов…

– В прошлый раз мне страшно хотелось сладостей данго , а сейчас от одной только мысли…

– Беременность каждый раз протекает по-разному. А теперь приляг ненадолго.

Яёи ложится на спину, обхватив руками выпирающий живот, и о чем-то задумывается.

Орито догадывается о чем.

– Ты по-прежнему чувствуешь, как ребенок пинается?

– Да. Мой Дар… – она поглаживает себя по животу, – радуется, когда слышит тебя, но… В прошлом году сестру Хотару на пятом месяце все еще рвало, и потом у нее случился выкидыш. Дар погиб за несколько недель до того. Я была при этом. Вонь стояла такая…

– Так сестра Хотару несколько недель не чувствовала, чтобы ребенок шевелился?

Яёи словно и рада и не рада подтвердить:

– Я… Наверное, не чувствовала.

– А твой брыкается, какой из этого следует вывод?

Яёи хмурится, но позволяет логике Орито себя успокоить.

– Я благодарю Богиню, что привела тебя к нам!

«Эномото меня купил. – Орито еле успевает прикусить язык. – Мачеха меня продала…»

Она втирает козий жир в раздутый живот Яёи.

«…И я проклинаю их обоих и скажу им об этом при первой же возможности».