Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Следом за Якобом и доктором в сарай набиваются остальные.

– Иисус Мария! – охает Кон Туми. – И Оливер, чтоб его, Кромвель в придачу…

Японцы тоже издают потрясенные возгласы на своем языке.

– Развяжи его, – приказывает Маринус Герритсзону. – И не подходи ко мне близко.

– Так вы у нас не управляющий и даже не его помощник, и клянусь Богом…

– Развяжи его сейчас же, – отвечает доктор, – иначе, когда у тебя камень в желчном пузыре так разрастется, что ты кровью ссать будешь и с воем просить, чтоб я его удалил, – тогда уже я богом клянусь, у меня скальпель в руке нечаянно дрогнет, с самыми плачевными и мучительными для тебя последствиями.

– Должны же мы были его поучить, чтоб не безобразничал, – рычит Герритсзон и все-таки отходит в сторону.

– Вы его до смерти забили, – говорит Иво Ост.

Маринус не глядя сует свою трость Якобу и опускается на колени возле раба.

– А что, надо было молчать и спокойно смотреть, как он нас убивает? – спрашивает Фишер.

Маринус распутывает веревку, стягивающую запястья Сьяко. Якоб помогает ему перевернуть бесчувственное тело.

– Управляющий будет недоволен, – хмыкает Ари Гроте, – что с имуществом компании так неаккуратно обошлись, ага?

Сьяко вскрикивает от боли и снова затихает.

Маринус подкладывает ему под голову свой свернутый камзол, что-то тихо говорит малайцу на его родном языке и бережно ощупывает трещину в черепе. Раб вздрагивает.

Маринус морщится:

– Почему в ране стекло?

– Я же говорил, а вы не слушали, – отвечает Фишер. – Он пил краденый ром.

– И сам себя ударил бутылкой? – спрашивает Маринус.

– Я ее отобрал, – рявкает Герритсзон. – И приложил его как следует.

– Этот черный пес хотел нас убить! – кричит Фишер. – Молотком!

– Так молотком, ломом или бутылкой? Вы уж договоритесь между собой, что ли.

– Я не потерплю этих… Этих намеков, доктор! – злится Фишер.

Появляется Элатту с носилками.

– Помогайте, Домбуржец, – говорит Маринус.

Сэкита машет веером, отгоняя местных переводчиков, и с отвращением наблюдает за происходящим.

– Это есть Су-я-ко?

К ужину на первое подают французский луковый суп. Ворстенбос молча и мрачно расправляется с ним. Они с ван Клефом вернулись на Дэдзиму в превосходном расположении духа, которое им тут же подпортили известием об избиении Сьяко. Маринус все еще в больнице, обрабатывает многочисленные раны малайца. Управляющий даже освободил на сегодня Купидона и Филандера от обязательного музицирования, сказав, что он не в настроении. Остается ван Клефу и капитану Лейси развлекать общество рассказами о дворце даймё Сацумы и о его окружении. Якоб подозревает, что начальник не до конца поверил в изложенную Фишером и Герритсзоном версию событий, но сказать об этом вслух значило бы поставить слово черного раба выше слов двух белых. Якоб так и слышит мысленную реплику Ворстенбоса: «Какой это будет пример для других рабов и слуг!» Фишер скромно помалкивает – чует, что его надеждам сохранить за собой место начальника канцелярии грозит крах. Когда Ари Гроте и кухонный мальчишка подают пирог c олениной, капитан Лейси велит своему слуге принести полдюжины бутылок ячменной болтушки, а Ворстенбос даже не замечает.

Он бурчит себе под нос:

– Куда, черт возьми, запропастился Маринус?

И отправляет Купидона за доктором.

Купидон исчезает надолго. Лейси начинает уже несчитаное количество раз рассказанную историю о том, как он сражался плечом к плечу с Джорджем Вашингтоном в битве при Банкер-Хилле, и поедает три порции запеканки с абрикосами, прежде чем в комнату, прихрамывая, входит Маринус.

– Доктор, а мы уже отчаялись, – приветствует его Ворстенбос. – Думали, вы не придете.

– Трещина в ключице… – Маринус усаживается за стол. – Перелом локтевой кости, сломанная челюсть, треснувшее ребро. Три зуба выбито. Множество ушибов, особенно в области лица и половых органов, а также смещен коленный сустав и частично порваны связки. Когда он снова сможет ходить, будет хромать не хуже меня, и внешность его, как все вы могли видеть, изуродована безвозвратно.

Фишер пьет ячменный напиток, будто все это его совершенно не касается.

– Значит, жизни раба ничто не угрожает? – спрашивает ван Клеф.

– В настоящее время – нет, но нельзя исключить возможность воспаления и лихорадки.

– Долго он проваляется? – Ворстенбос переламывает пополам зубочистку.

– Пока не выздоровеет. После этого рекомендую поручать ему только легкую работу.