Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Капитан почесывает зудящее местечко между костяшками левой руки.

В заднем проходе ощущается привычное жжение. «Неужели еще и геморрой?»

– Некогда упиваться жалостью к себе, – одергивает себя капитан. – Пора писать письма от имени короны.

Пенхалигон слушает, как перекликаются часовые.

– Пять склянок, все спокойно…

Масло в лампе заканчивается, но идти за новым – значит растревожить подагру, а звать Чигвина для такого простого дела неловко. Чистые листы бумаги – свидетельство капитанской нерешительности. Пенхалигон пробует собраться с мыслями, а они разбегаются, как овцы. «У всех знаменитых капитанов и адмиралов, – думает он, – имеется прочно с ними связанное географическое название. У Нельсона – Нил, у Родни – Мартиника и прочее, у Джервиса – Сан-Висенте».

– Так почему бы Джону Пенхалигону не присвоить себе Нагасаки?

«Из-за одного писаря-голландца, вот почему, – отвечает он сам себе. – Будь проклят ветер, который принес его сюда!»

«Предостережение в письме де Зута, – не может не признать капитан, – это мастерский штрих».

Он провожает глазами чернильную каплю, падающую с кончика пера обратно в чернильницу.

«Если я прислушаюсь к предостережению, окажусь у де Зута в долгу».

Налетает внезапный дождь и дробно стучит по палубе.

«Но если пропустить предупреждение мимо ушей, это может оказаться непростительной беспечностью…»

Сейчас на вахте Уэц; он приказывает натянуть навес и подставить бочонки, чтобы собрать дождевую воду.

«…И в итоге я добьюсь не англо-японского соглашения, а англо-японской войны».

Он вспоминает придуманную Ховеллом аналогию с сиамскими купцами в Бристоле.

«Парламенту потребовалось бы не меньше шестидесяти дней, чтобы дать ответ, это точно».

Пенхалигон так расчесал комариный укус на левой руке, что там вскочила шишка.

Он смотрит в зеркальце для бритья и видит там своего деда.

«Есть знакомые иностранцы, – думает Пенхалигон, – и чужие иностранцы.

Когда имеешь дело с французами, испанцами или голландцами, покупаешь сведения у шпионов».

Огонек в лампе шипит, мигает и гаснет. В каюту вползает ночь.

«Де Зут применил, пожалуй, лучшее оружие, какое имеется в его распоряжении».

– Немного посплю, – командует сам себе капитан. – Может, туман рассеется…

Часовые перекликаются:

– Две склянки, две склянки, все спокойно…

Влажная от пота простыня обмоталась вокруг Пенхалигона, словно паучий кокон. Внизу, на жилой палубе, свободная вахта спит в гамаках, развешанных вплотную друг к другу. Спят их собаки, кошки и мартышки.

Спит последняя корова и овцы, две козы и полдюжины кур.

Бессонные крысы, наверное, трудятся над провиантом.

Чигвин спит в своей каморке рядом с капитанской каютой.

Доктор Нэш спит в своем теплом закутке на нижней палубе.

Лейтенанту Ховеллу скоро заступать на вахту, зато Рену, Тальботу и Катлипу можно спать до утра.

Якоба де Зута, воображает капитан, вероятно, ублажает куртизанка: Петер Фишер клялся, что он держит целый гарем на денежки Компании.

– Ненависть съедает того, кто ненавидит, – говорила когда-то Мередит маленькому Тристраму, – как людоеды едят наших детей.

Хочется верить, что Мередит сейчас в раю, вышивает диванные подушки…

Слышно, как мерно заработала корабельная помпа.

Должно быть, Уэц велел Ховеллу присматривать за уровнем воды в трюме.

«Рай – это дело такое, – думает капитан. – Лучше любоваться издали».

Капеллан Уайли обычно уходит от ответа, когда его спрашиваешь, похожи ли небесные моря на земные.

«Может, Мередит была бы счастливее в собственном маленьком коттедже?»

Сон целует веки Пенхалигона. В сновидении играют солнечные зайчики. Пенхалигон поднимается по лестнице к своей давней любовнице на Брюэр-стрит. Слышен звонкий голос девушки:

– Джонни, про тебя написали в газете!

Он берет свежий номер «Таймс» и читает:

– «Адмирал сэр Джон Пенхалигон, ранее командующий Его Величества фрегатом „Феб“, рассказал лордам адмиралтейства, как, получив от градоправителя Нагасаки приказ отдать весь запас пороха, он сразу заподозрил подвох. „Поскольку на Дэдзиме взять было нечего, – объяснил адмирал Пенхалигон, – а голландцы заодно с японцами не дали нам возможности вести торговлю через Дэдзиму, мы были вынуждены обратить наши пушки против Дэдзимы“. В палате общин мистер Питт похвалил адмирала за отвагу и решительность, с какими он „нанес удар милосердия голландскому торгашеству на Востоке“».