Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Герритсзон раскрывает зажмуренные глаза.

– Ах ты… Да чтоб тебя… Да пошел ты…

– Мир на Земле! – Маринус прижимает палец к обметанным лихорадкой губам пациента. – И в человецех благоволение.

В столовой управляющего факторией ван Клефа шумно: ведутся одновременно шесть, не то восемь разговоров на японском и голландском; серебряные вилки и ножи звякают о тарелки превосходного качества; и хотя еще не вечер, канделябры освещают поле битвы, усеянное козьими косточками, рыбьими хребтами, хлебными крошками, клешнями крабов, панцирями омаров, кляксами бланманже и осыпавшимися с потолка листьями и ягодами остролиста. Перегородка между столовой и эркером убрана, и Удзаэмону открывается вид вплоть до выхода из залива в открытое море. Вода аспидно-синяя, и очертания гор полуразмыты в дымке холодной мороси – с ночи идет снег пополам с дождем.

Слуги-малайцы заканчивают одну мелодию на флейте и скрипке и начинают другую. Удзаэмону все это знакомо по прошлогоднему празднеству. Старшие переводчики знают, что на двадцать пятый день декабря приходится рождение Иисуса Христа, но не говорят об этом вслух, чтобы никакой честолюбивый шпион не вздумал их обвинить в потворстве христианской вере. Удзаэмон и раньше замечал, что Рождество странным образом действует на голландцев. Они начинают усиленно тосковать по дому, впадают в меланхолию, а то принимаются веселиться и даже буйствовать – частенько все это одновременно. К тому времени, как Ари Гроте вносит рождественский пудинг, управляющий ван Клеф, его помощник Фишер, Ауэханд, Барт и молодой Ост находятся в состоянии от «сильно пьян» до «пьян в доску». Чуть более трезвые Маринус, де Зут и Туми одни только общаются с гостями-японцами.

– Огава-сан? – встревоженно спрашивает Гото Симпати. – Вам нехорошо?

– Нет-нет… Извините. Гото-сан о чем-то спрашивали?

– Просто заметил, что музыка очень красива.

– Я лучше стану слушать, как свиней режут, – заявляет переводчик Сэкита.

– Или человеку вырезают камень, – добавляет Арасияма. – А, Огава?

– От ваших слов у меня аппетит пропал. – Сэкита запихивает в рот целиком еще одно фаршированное яйцо. – Очень вкусные!

– Я бы скорее доверился китайским целебным травам, – говорит Ниси с обезьяньим личиком, отпрыск соперничающей династии переводчиков, – чем голландскому ножу.

– Мой двоюродный брат, когда у него образовался камень, доверился китайским травам… – говорит Арасияма.

Фишер оглушительно хохочет и стучит по столу кулаком.

– …и смерть его была такая, что вам бы точно отбила аппетит.

Раздвижные двери приоткрываются. В комнату, сдержанно кланяясь, входит нынешняя жена управляющего ван Клефа в белоснежном узорчатом кимоно и звенящих браслетах. Разговоры немедленно смолкают, и те из гостей, кто получше воспитан, кое-как удерживается, чтобы не таращить глаза. Девушка что-то шепчет на ухо ван Клефу. Его лицо проясняется; он что-то шепчет в ответ и шлепает ее по мягкому месту, как крестьянин хлопает по крупу быка. Кокетливо-притворно возмутившись, она удаляется в личные покои ван Клефа.

Удзаэмон подозревает, что ван Клеф подстроил эту сцену заранее – хотел похвастаться своим приобретением.

– Жаль, она не в меню, – мурлычет Сэкита.

«Если бы вышло, как хотелось де Зуту, – думает Удзаэмон, – Орито была бы сейчас такой же временной женой…»

Раб по имени Купидон подносит по бутылке каждому из двух дюжин обедающих.

«…и отдавала бы себя одному мужчине, – терзается Удзаэмон, – а не многим».

– Я опасался, – говорит Сэкита, – что они не вспомнят этот приятный обычай.

«Это в тебе вина говорит, – думает Удзаэмон. – А что, если говорит не зря?»

Вслед за Купидоном гостей обходит Филандер, откупоривая бутылки.

Ван Клеф встает и звякает ложечкой по бокалу, требуя общего внимания.

– Те из вас, кто почтил своим присутствием голландский новогодний праздник при управляющих Хеммее и Сниткере, уже слыхали тост, подобный стоглавой Гидре…

Арасияма шепотом спрашивает Удзаэмона:

– Что такое «гидра»?

Удзаэмон, хоть и знает, пожимает плечами – ему не хочется пропустить речь ван Клефа.

– Мы произносим тосты один за другим, – объясняет Гото Симпати, – и…

– И все пьянеем и пьянеем, – икает Сэкита, – прямо на глазах.

– …Меж тем как наши общие пожелания, – ван Клеф покачивается, – куют… блестящее будущее.

По обычаю каждый гость наливает вино в бокал соседа.