Виктория Хислоп - Возвращение

На улице под названием Пас [60]Гарсиа схватил его за куртку и быстро нанес ножом последний удар. В этом уже не было надобности. Мертвого нельзя убить дважды.

Ухватив Игнасио за ноги, они вытащили его на середину дороги, так чтобы тело обнаружили чуть свет; такое убийство было важным, оно представляло ценность для пропаганды и как частный акт возмездия. Из ниши в стене соседней церкви на тело Игнасио взирал какой-то святой. Широкий кровавый след тянулся от дверного проема, где он прятался. Ручеек крови отыскал себе путь между булыжниками и теперь змейкой струился по мостовой. К утру все следы смоет дождь.

В церкви из аккуратных проколов на боку скульптурного изображения Христа каплями сочилась нарисованная кровь, рядом на улице через уродливую резаную рану на шее быстро утекала жизнь реального человека.

Когда начало светать, в «Эль Баррил» принесли дурные вести. Заслышав тяжелые удары в дверь, Конча тут же с ужасом вспомнила арест Эмилио. Она уже почти шесть месяцев, с той самой ночи, не спала толком, а если у нее и получалось заснуть, просыпалась от малейшего шума: стука ставни на соседней улице, шороха постели, в которой ворочался один из оставшихся у нее детей, скрипа лестницы, приглушенного кашля.

На опознание отправили Антонио. Не то чтобы у кого-то были сомнения. Хотя тело Игнасио было изуродовано колотыми ранами, его лицо осталось безупречно прекрасным.

Облаченного в свой лучший трахе де лусес Игнасио забрали из морга и на повозке, запряженной лошадью, повезли к кладбищу на холме, откуда открывался вид на весь город. Во главе похоронного кортежа шел Антонио. Его сестра изо всех своих скудных сил поддерживала их безутешную мать, прижимая к себе ее ссохшуюся фигурку.

Конче Рамирес каждый шаг давался с трудом, словно она сама тянула на себе гроб сына. По приближении к кладбищенским воротам ее вдруг с оглушительной силой накрыло осознание неоспоримой реальности: двое ее сыновей мертвы. До этой минуты она цеплялась за зыбкую надежду, что все происходит с ней не по-настоящему. Не здесь ей следовало находиться. За ними молча следовали друзья, склонив головы, глядя на грязные туфли, шагающие по мокрой дороге.

На эти похороны явилось внушительное количество народа. Помимо родных, пришли все преданные поклонники корриды, жившие на расстоянии до сотни миль от Гранады и из еще более удаленных мест. Может, карьера Игнасио оказалась недолгой, но она была яркой, и за короткое время у его таланта появилось много почитателей. Значительную их часть составляли женщины; некоторые были просто безымянными воздыхательницами из толпы, но не меньше было и тех, кого он любил, может, несколько дней, может, всего одну ночь. Его любовница Эльвира тоже была там, вместе со своим мужем Педро Дельгадо, который пришел, чтобы отдать дань уважения одному из самых искусных молодых тореро Андалусии. Он старался не обращать внимания на слезы, которые обильными ручейками катились по щекам жены, но потом заметил, что если бы она не плакала, то была бы тогда единственной из всего сонма присутствующих там женщин, у кого были сухие глаза.

Место погребения обозначал камень. «Tu familia no te olvida» [61] «Твоя семья тебя не забудет» (исп.). . Хоронили одного, но их скорби с лихвой хватило бы на двоих. Рамиресы лили горючие слезы. Конча оплакивала потерю не одного, а сразу двух своих прекрасных сыновей и в равной степени тяжко скорбела о них обоих. И Игнасио, и Эмилио испытывали границы родительского терпения, но это все виделось сейчас таким незначительным.

Горечь от потери Эмилио в этот холодный январский день была столь же жгучей, как и в ту ночь, когда его забрали из дома. Казалось, трауру Кончи не будет конца: тело сына ей так и не выдали. Сегодня она прощалась с двумя сыновьями – средним и младшим.

Хотя потеря братьев потрясла Антонио с Мерседес, главным образом их подкосила глубина горя матери. Целыми днями она не ела, не разговаривала, не спала. Складывалось впечатление, что ничто не сможет вывести ее из этого ступора. Они долгое время не могли до нее достучаться.

Потеря родных, находившихся по разные стороны этого конфликта, стала для семейства Рамирес двойным ударом судьбы, и они чувствовали себя совершенно растерянными. Последующие недели они пребывали в состоянии оцепенелого неверия, оставаясь слепыми к тому, что подобное творится теперь по всей стране. Сейчас то, что их семья была не единственной, где переживали такой же непредвиденный кошмар, едва ли служило им утешением.