Виктория Хислоп - Возвращение

Если кого-то и привлекала его игра, заставляя подниматься по узкой лестнице на самый верх, он редко замечал чужое присутствие, продолжая перебирать струны, окутанный волнами пленительных звуков, заключенный в кокон восторженного творческого вдохновения. И никто ему не был нужен. Незваные гости старались поскорее удалиться, чувствуя вину за вторжение в его личное пространство.

Эмилио не обладал честолюбием Антонио или Игнасио, что было, в общем-то, даже к лучшему, поскольку родителям в баре рано или поздно понадобится смена, и едва он дорос до барной стойки – загадал, чтобы эта работа выпала именно ему. Все, чего он хотел, – это остаться в Гранаде. Его истинной страстью была гитара. Играть его учил один из посетителей, старый цыган по имени Хосе, и, хотя старик умер, когда Эмилио не исполнилось и двенадцати, основные техники фламенко мальчик усвоить успел. Он оттачивал их, пока не сравнялся в мастерстве со звездами Сакромонте.

Он уже понемногу подыгрывал сестре, когда родители разрешили ей выступать перед зрителями. Более того, единственным человеком из числа тех, кто взбирался к нему по лестнице и чье присутствие Эмилио замечал, была его младшая сестренка. Мерседес не могла держаться в стороне, когда слышала звуки гитары брата, а он терпел интерес девчушки, чего не стал бы делать ни с кем другим.

Как и большинство маленьких девочек вокруг, Мерседес умела танцевать фламенко с пяти лет. Начинать раньше не рекомендовалось, потому что детские косточки считались слишком мягкими, чтобы выдержать мощные удары ногами. Поэтому еще в самом раннем детстве она пробиралась в мансарду и в тесной темноте под покатой крышей, поначалу сидя на полу у ног Эмилио, нащупывала ритм, отбивая его ладонями. Потом вставала и начинала энергично притопывать и кружиться. К этому моменту Эмилио мог даже открыть глаза, чтобы дать понять сестре, что не возражает против ее присутствия. Это были праздники только для двоих.

Часто можно было наблюдать, как маленькие девочки ростом всего лишь до отцовских колен выступают в частных домах на местных хуэргас , и демонстрация их не по годам зрелого мастерства быстро собирала множество зрителей. Даже если бы ее мать и переживала за мягкие косточки дочери, Мерседес никто был не указ. В той тесной мансарде она сама научилась щелкать пальцами, скручивать корпус и постукивать кастаньетами. Ее никто не учил, она просто подражала сеньоритам , которых видела, перенимала их надменные манеры, наблюдала за их шагами и как губка впитывала оглушительное неистовство их движений. Выходило это все у нее совершенно естественно, пусть и не текла в ее жилах цыганская кровь.

Конча всегда удивлялась, почему присутствие Мерседес не раздражает Эмилио, и однажды вечером, стоя внизу лестницы и слушая, она все поняла. Мерседес дополняла его музыку. Стуча каблуками по дощатому настилу и хлопая в ладоши, она брала на себя роль ударных.

До прохожих на улице иногда долетал стремительный перестук ее ног, и тогда они задирали головы, стараясь сообразить, откуда он доносится. Топот был частым и равномерным, похожим на дрожащий «р», на звук, с которым быстро вибрирует кончик приподнятого к нёбу языка.

В возрасте двенадцати лет Мерседес обладала силой и крепостью телосложения, которые через несколько лет оформятся в соблазнительные округлости. У нее было лицо сердечком, как у матери, с ямочками на щеках и подбородке и с уже обозначившейся складочкой меж бровей. Черные волосы блестящими волнами струились по спине до самых бедер.

У нее имелась лучшая подруга, Пакита Манейро, которая жила в Альбайсине. Эту парочку часто видели сидящими во дворе, где они наблюдали за тем, как прядет и ткет сеньора Манейро. Ее пальцы не останавливались с утра до самого вечера, и даже с наступлением темноты, которая ей, похоже, совсем не мешала, женщина продолжала работать над своими ковриками в подрагивающем свете свечей. Она, как виделось, тяжело зарабатывала себе на хлеб, но это был ее осознанный выбор. Пятью годами ранее у нее умер муж, и она бы запросто могла податься в попрошайки. Этим ремеслом куда быстрее добыть несколько песет, чем тем ломовым трудом, которым она теперь занималась. Пока женщина работала, две подружки танцевали перед ней, цепляясь стальными набойками за края скругленных булыжников. Пакита, как и Мерседес, любила фламенко, но она с трудом могла соревноваться с искусностью подруги.

С Мерседес, как единственной в семье девочкой, братья нянчились так, что еще немного – и вконец бы разбаловали. Казалось, она всегда добивается всего, чего захочет: портить ей настроение никто не хотел, а вспыхивала она мгновенно, самым естественным образом принимая надменный вид танцовщицы фламенко.