Виктория Хислоп - Возвращение

– Представляю, какие это были непопулярные меры!

Вообразить Испанию без круглосуточно работающих баров и кафе было непросто.

– Так или иначе, – продолжал Мигель, – при диктатуре никто для бедняков и пальцем не пошевелил, поэтому, когда король Альфонсо Тринадцатый отрекся от престола и была учреждена Республика, миллионы людей были уверены, что жизнь их изменится к лучшему. Гуляли в тот день с размахом, в барах и кафе было не протолкнуться.

В голосе Мигеля звучало столько воодушевления, словно описываемые события происходили не ранее чем вчера, – такими яркими были его воспоминания.

Соне подумалось, что то, как он говорит об этом, было сродни поэзии.

– Невероятное время, – вспоминал Мигель. – Все, казалось, так и дышит надеждой. Даже в свои шестнадцать я чувствовал это. Мы вдыхали свежий воздух демократии: отныне гораздо больше людей смогут повлиять на то, как будут управлять страной. Власть землевладельцев, обрекавших миллионы крестьян на нищенскую жизнь, наконец-то ограничат.

– Поверить не могу, что подобные вещи все еще происходили в тридцатые годы прошлого века! – воскликнула Соня. – Звучит так допотопно – крестьяне… землевладельцы!

– Хорошее вы слово подобрали, – сказал Мигель. – Допотопно.

Он щедро плеснул бренди в два бокала, объяснив, что всегда пропускает бокальчик в конце дня и будет только рад компании.

– Одно помню необыкновенно живо: складывалось ощущение, что все вокруг улыбаются. Столько было счастья на лицах!

– Почему вам в память врезалось именно это?

– Думаю, люди пережили немало изнурительных тягот и волнений. Детьми мы, наверное, просто принимали существующий порядок вещей как должный, но, сдается мне, родители наши натерпелись в свое время.

Мигель глянул на часы и не сдержал удивления.

– Прошу прощения, – извинился он. – Я совершенно забыл о времени. Мне пора закрываться. Мне и впрямь пора закрываться.

Соня почувствовала, как в ней нарастает паника. Что, если она уже упустила момент, когда можно было расспросить о снимках на стене поподробней, и теперь ей никогда больше не представится возможность разрешить свои мучительные сомнения относительно фотографии, спрятанной у нее в сумочке? Она выпалила первое, что пришло в голову, надо было сказать хоть что-то, чтобы задержать старика еще ненадолго.

– Но вы так и не объяснили, что произошло, – быстро проговорила она. – Как случилось, что кафе перешло к вам?

– Самый короткий ответ, который я могу дать, – гражданская война. – Он поднес бокал к губам, но, прежде чем сделать глоток, снова опустил его и заглянул в глаза выжидательно смотрящей на него Сони. – Но если хотите, могу рассказать пообстоятельней.

Та просияла:

– Правда? А у вас есть время?

– Найдется, – утвердительно кивнул он.

– Спасибо. С удовольствием узнаю побольше. И расскажите еще о семье Рамирес, – попросила она.

– Ну если хотите… Мало кого интересует прошлое. Но я расскажу, что знаю. Память у меня – на зависть многим.

– Расскажете мне о танцовщице и матадоре? – спросила она, стараясь не выдать своего восторга.

– Я бы мог вас даже провести по городу, если есть такое желание. В это время года я иногда не открываюсь по средам. В моем возрасте редкий выходной лишним не будет, – усмехнулся он.

– Это очень любезно с вашей стороны, – ответила Соня, немного замявшись. – А вы точно не против?

– Нет, конечно. Иначе не стал бы и предлагать. Почему бы нам не встретиться маньяна… [32]Завтра в десять. У кафе.

Какая заманчивая возможность – посмотреть на город глазами человека, который так хорошо его знает. Она понимала, что Мэгги, несмотря на новые исчерпывающие знания о городских тапас-барах, ни к истории Гранады, ни к ее культуре интереса не питает.

Соня пожелала Мигелю спокойной ночи и направилась обратно, в квартиру Мэгги. Ей требовалось хорошо выспаться.

На следующее утро ровно в десять часов Соня ожидала Мигеля в указанном месте. Странно было видеть его в непривычной роли и без фартука. Сегодня на нем был щеголеватый пиджак оливкового цвета и начищенные до блеска кожаные туфли. Она взглянула на него немного иначе и впервые поняла, что, судя по всему, когда-то он был удивительно красив.

– Буэнос диас , – поздоровался он, целуя ее в обе щеки. – Давайте сперва выпьем кофе, а потом начнем экскурсию. Есть тут у меня любимое местечко.

В нескольких минутах ходьбы обнаружилась маленькая площадь, на которой возвышалась статуя женщины.