Виктория Хислоп - Возвращение

– Да, это бы объяснило, почему ты украдкой сбегаешь на свои так называемые уроки танцев и где ты провела прошлую неделю!

– Мы с Мэгги ездили в Испанию – на ее тридцатипятилетие! – запротестовала Соня.

– Да знаю я про вашу солнечную Испанию, – желчно заметил он. – Тебе пришла открытка от какого-то грязного даго [26] Даго – презрительная кличка итальянцев, испанцев и португальцев. .

Тут Джеймс поднялся на ноги, пошатываясь, направился к кухонному буфету, на который они всегда складывали свежую почту, и взял открытку. На ней была изображена Альгамбра.

– «Дорогая Соня, – прочел он вслух. – С вами было приятно беседовать. Если вы когда-нибудь снова окажетесь в Гранаде, – заглядывайте в гости. Мигель».

Весточка была отправлена на адрес гостиницы, а оттуда уже переслана Соне. Милый знак внимания со стороны старика. Интересно, откуда он узнал, как ее зовут.

Джеймс протянул открытку Соне так, словно она жгла ему пальцы.

– Полагаю, она от официанта, с которым я несколько раз побеседовала, – пояснила она, забирая почтовую карточку. – Видимо, его зовут Мигель.

– Да уж надо думать, – с издевкой фыркнул Джеймс.

– Я каждое утро заходила в его кафе. Он рассказал мне кое-что об истории Гранады, – оправдывалась Соня.

– Понятно, – проговорил Джеймс, откидываясь на спинку стула и выливая остатки вина из бутылки себе в бокал, а потом уничижительно добавил: – Официант, значит.

– Но тебя-то это никаким боком не должно задевать. Да он самый настоящий старик, Джеймс!

– И ты надеешься, что я в это поверю? Вправду надеешься? Ради всего святого, Соня, я же не идиот.

Он наклонился к ней и выкрикнул последние слова прямо в лицо. Она почувствовала, как капля его красной от выпитого вина слюны попала ей на губы, и ее захлестнуло отвращение. Соня не желала ввязываться в этот спор, но последнее слово должно было остаться за ней.

– А я вот в этом не уверена, – сказала она и, развернувшись на каблуках, вышла из комнаты. Их недоеденный ужин так и остался на столе.

Ту ночь, как и все последующие, Соня провела в гостевой комнате. Джеймс по-прежнему чуть свет уходил на работу, а возвращался, когда она уже легла спать. «Даже странно, – подумалось Соне, – как, оказывается, легко жить с кем-то в одном доме и никогда с ним не пересекаться. Интересно, сколько еще это может продолжаться?»

Даже если выяснения отношений между ними было не избежать, она бы никогда не подумала, что к нему подтолкнет прихрамывающий пожилой мужчина, живущий от них за тысячу миль. Это-то и стало для нее сюрпризом.

В следующий вторник Соня снова отправилась в Клэпем на урок танцев. После возвращения они с Мэгги пару раз разговаривали, и она рассчитывала, что увидится там со своей подругой.

После впечатляющей танцевальной школы в Гранаде с полудюжиной классов и вестибюлем, украшенным памятной символикой, студия в Южном Лондоне выглядела серенько. Однако имелось у этих двух заведений и нечто общее: сильный запах сырости, затхлый воздух, но и, несмотря на них, некая искрящаяся энергетика, под очарование которой попадало большинство тех, кто перешагивал их порог. У руководителей обеих школ были заботы поважнее, чем покраска стен и ремонт светильников. Все их мысли занимал прежде всего танец.

Соня слегка удивилась, когда подруга не пришла, но урок быстро захватил все ее внимание. После минувшей насыщенной танцами недели получаться у нее стало заметно лучше, и в конце занятия Хуан Карлос сказал ей, что она слишком далеко продвинулась, чтобы обучаться с новичками. Не хотелось бы Соне перейти в следующий по уровню класс?

– С удовольствием. А когда он проходит?

– По пятницам, в восемь, – ответил он.

Она чувствовала себя воодушевленной и польщенной, но вместе с тем сознавала, что такой поворот может стать для Джеймса последней каплей. Тяжело сглотнув, утвердительно кивнула.

– Тогда до пятницы, – улыбнулся ей учитель.

Соня с Джеймсом вот уже несколько дней не разговаривали. Она не была настолько наивной, чтобы ожидать от него извинений, в особенности если он все еще считал, что она завела курортный роман с отправителем открытки, но все-таки отчаянно надеялась на потепление в их отношениях. В его твердой уверенности в собственной правоте и нежелании принимать любую отличную от своей точку зрения не было ничего нового, однако в прошлом она всегда сама делала первый шаг к примирению. Она знала, что брак – это поиски компромиссов, но неверие Джеймса ее злило, и это внутреннее чувство придавало ей сил впервые задуматься о возможной жизни без этого мужчины, без того, кто подавлял ее на протяжении последних семи лет.