Виктория Хислоп - Возвращение

Люди теперь выстраивались в очереди, чтобы их детям выделили места на этих кораблях, и эти вереницы народа оказывались даже длиннее тех, что растягивались за хлебом. Ужасы Герники, бомбардировки мирных жителей и методичное разрушение целого города заставили каждого в Бильбао взглянуть в глаза жестокой правде: то же самое могло произойти и с их городом.

Силы, несущие столь окончательное и полное уничтожение, могли обрушиться на них и с земли, и с моря, и с воздуха, и укрыться от них – по крайней мере, в Испании – было негде. Как и многие другие родители в Бильбао, сеньора Санчес за последние несколько дней вынужденно признала, что ее отпрыскам лучше всего уехать в место побезопасней. В конце концов, говаривали, что это всего лишь на три месяца.

Более восемнадцати часов Мерседес вместе с сеньорой Санчес и четырьмя ее детьми дожидались своей очереди на подачу документов на эвакуацию из страны. Все нервничали, поглядывая на чистое пустое небо и гадая, сколько минут отсрочки у них будет между тем, как появится бомбардировщик, и тем, как прогрохочет взрыв и содрогнется земля. Они стояли в очереди за местами на корабль с испанским именем «Хабана», или «Гавана», который отплывал в Англию. Пусть сеньора Санчес эту страну себе вообще никак не представляла, женщина знала, что Великобритания значительно ближе к Испании, чем остальные предлагаемые места, и потому она сможет увидеть своих детей гораздо раньше.

После всех этих часов терпеливого ожидания наконец подошла очередь Марии Санчес доказывать, что ее драгоценных сыновей и дочерей необходимо было взять на борт.

– Сообщите, пожалуйста, какого возраста дети, – требовательно спросил служащий.

– Три, четыре, девять и двенадцать, – ответила она, указывая на каждого по очереди.

Служащий окинул их внимательным взглядом.

– А что насчет тебя? – спросил он, обращаясь к Мерседес.

– Ой, а я ей не дочь, – ответила девушка. – Просто помогаю присматривать за детьми. Я и в заявку не вписана.

Мужчина фыркнул, делая пометки в лежащем перед ним заявлении.

– Двое младших не проходят по возрасту, – сказал он, обращаясь к сеньоре Санчес. – Мы берем детей строго от пяти до пятнадцати. Двое старших могут пройти по требованиям, но сначала вам нужно будет ответить на несколько моих вопросов.

После этого он прорявкал целый список, на каждый пункт из которого нужно было отвечать правдиво и без промедлений: род занятий отца, его вероисповедание, партийная принадлежность. Мария отвечала честно. Врать сейчас, похоже, не имело смысла. Муж был членом профсоюза и членом социалистической партии.

Служащий отложил ручку и взял со стола папку, открыл ее и пробежал пальцем вниз по колонке, что-то считая про себя. Потом он еще несколько минут делал какие-то записи. Дети набирались в зависимости от принадлежности их родителей к той или иной политической партии и от того, в каких пропорциях распределились голоса избирателей на последних выборах. Детей записывали в одну из трех групп: республиканцы и социалисты, коммунисты и анархисты и националисты. Похоже, корабль еще не заполнился, и на нем оставалось еще какое-то количество мест для детей социалистов.

– А ты, – посмотрел на Мерседес служащий, – ты не хотела бы поплыть с ними?

Та совершено опешила. Девушке и в голову не приходило, что ей могут предложить такое. Она была слишком взрослой, чтобы ей выделили детское место, и уже смирилась с тем, что останется в Бильбао. Желания попасть на одну из лодок, которые вывозили взрослых куда-то далеко, у нее не было. В ее представлении решиться на такое плавание значило бы признаться самой себе, что Хавьера она никогда не найдет.

Но Мерседес была вынуждена цепляться за все угасающую надежду отыскать его, поскольку в противном случае ей оставалось бы пуститься в обратное путешествие, а это уже не представлялось возможным.

– Нам требуется некоторое количество молодых женщин, чтобы присматривать за детьми. Место еще есть. Если вы уже какое-то время этим занимаетесь, вы, вероятно, именно та, кто нам нужен, – пояснил служащий.

Его голос доносился словно издалека; все внимание Мерседес было поглощено только что возникшей необходимостью сделать трудный выбор.

– Мерседес! – воскликнула Мария. – Ты должна ехать! Такая возможность!

Впервые за все время их знакомства Мерседес увидела, что с лица женщины сошло постное выражение смирения.

Мерседес чувствовала себя так, будто ей протягивают руку помощи: не принять ее было бы верхом неблагодарности. Да люди за места на этих кораблях в глотку друг другу готовы были вцепиться. Она убеждала себя, что вернется через несколько месяцев и воссоединится со своей семьей. Вот только бросать поиски Хавьера было немыслимо.