Виктория Хислоп - Возвращение

Мерседес, сев поближе, похлопывала себе по коленке в такт и улыбалась. Эта музыка была самим совершенством. Окружающий мир, раздираемый враждой, хотя бы ненадолго прекратил свое существование.

Когда это божественное выступление закончилось, отец поднял голову и встретился взглядом с Мерседес. Наступил ее черед. Переговорив с пожилым гитаристом в начале вечера, она узнала, что он с сыном тоже были пришлые. Они несколько месяцев назад покинули Севилью и теперь ждали, когда им можно будет вернуться. Пока это было слишком опасно.

– Они с радостью поглядят на настоящее фламенко! – улыбнулся он, обнажая огромную щель между передними зубами.

На маленькой деревянной сцене, где уже выступили и мальчики, и девочки, и две женщины постарше, танец Мерседес не стал очередной демонстрацией страсти и силы, так свойственной фламенко, а обернулся чем-то большим. Первобытная мощь, которой были исполнены ее движения, нашла путь к сердцу каждого зрителя. С губ и мужчин, и женщин срывались едва слышные «Оле!», все диву давались такой изумительной танцовщице. Гитаристы могли заставить зрителей забыться, однако Мерседес напомнила им, что их страну разрывают сейчас в клочья. В ее движениях воплотилась вся боль, которую они испытывали, думая о направленных на них ружьях и пушках. За двадцать минут танца девушка выложилась полностью. Закончила она, впечатав в деревянные половицы ногу с такой силой, что те громко хрустнули – это был явный вызов. «Мы не сдадимся», – будто бы прозвучало на языке танца, и площадь взорвалась аплодисментами.

Люди любопытствовали на ее счет. Некоторые из тех, с кем она поговорила тем вечером, не могли взять в толк, зачем ей в Бильбао, где, по их представлениям, было очень опасно.

– Почему бы тебе не остаться здесь? – поинтересовалась женщина, в чьем доме она остановилась. – Тут куда безопаснее. Можешь пожить пока в этой комнате, если хочешь.

– Вы очень добры, – ответила Мерседес, – но мне нельзя задерживаться. Тетя с дядей давно меня заждались.

Проще было соврать, чем сказать правду. Она не теряла надежды найти Хавьера, пусть даже его образ стал понемногу блекнуть в ее памяти. Проснувшись поутру, девушка тщетно пыталась представить себе его лицо, но в голове подчас было пусто, и только в глубинах памяти обнаруживался какой-то размытый силуэт. Временами ей приходилось доставать его фотографию из кармана, чтобы вспомнить любимые черты: миндалевидные глаза с поволокой, нос с горбинкой, красивый изгиб рта. Казалась, с того чудесного мгновения в Малаге, когда была сделана эта фотография, прошла целая вечность. Теперь такую ослепительную улыбку можно было встретить, пожалуй, только в учебниках по истории.

Вдали от всех, кого она знала, от всего, что ей было знакомо, в душе ее росла пустота. С той секунды, как скрылось из виду семейство Дуарте, она чувствовала себя зыбкой и оторванной от мира. Сколько ее уже не было дома? Недели? Месяцы? Откуда ей знать? Мерить время было нечем. Его прочный костяк обратился в пыль.

Возможно, единственное, в чем она испытывала сейчас уверенность, так это в том, что, проделав такой путь, надо идти до конца. А на недавно зародившуюся, но не отпускающую ее мысль о том, что ей, возможно, так и не придется найти предмет своих поисков, она закрыла глаза.

В то утро она поднялась еще затемно, чтобы наверняка успеть на автобус, который, как ей сказали, довезет ее до Бильбао. После нескольких часов тряски ее наконец высадили на окраине города. Вскоре Мерседес сообразила, почему ее желание сюда добраться было встречено прошлым вечером такими недоуменными взглядами.

До одной из центральных площадей города ее подвез какой-то незнакомый врач.

– Не хочу тебя пугать, – вежливо сказал он, – но в Бильбао сейчас непросто. Люди главным образом стараются отсюда уехать.

– Знаю, – ответила Мерседес, – но мне нужно было именно сюда.

Врач понял, что девушку не переубедить, и вопросов не задавал. Он, по крайней мере, сделал все, что мог. У него, как и у этой девушки, имелись веские основания направляться в Бильбао – его ждал целый госпиталь раненых.

– Честно говоря, думаю, городу недолго осталось, так что береги себя.

– Постараюсь, – сказала она, выжимая из себя улыбку. – Спасибо, что подвезли.

В городе царил хаос. Бильбао подвергался постоянным налетам, и воздух здесь был пропитан смесью страха, отчаяния и паники. Ничего похожего на то, что ей довелось увидеть прошлым летом в Гранаде или даже среди пострадавших беженцев из Малаги в Альмерии.