За раздражением следует ненависть. Без промежуточных этапов и шагов она накрывает собой так крепко, что выпутаться — невозможно. Эдвард ощущает, как горит лицо и как сжимаются в кулаки ладони. От усилий сдержаться ему тяжело дышать — не та эта реакция, какой можно было ожидать после столь выматывающей ночи.
— Когда-нибудь этот ребенок с гордостью скажет в школе, что один из его родителей — существо неопределенного пола, — ядовито выплевывает мужчина, переступая через себя и глядя-таки жене в глаза. Чтобы уничтожить возможность списать все на шутку.
— Эдвард…
— Ты можешь хотя бы на минуту представить себе, что просишь сделать? — Каллен распаляется больше прежнего. Отчаянные попытки жены найти аргумент для ответа — причем конечный, беспрецедентный — будят в нем зверя. Он вырывает руку из маленьких пальчиков.
— Да, я понимаю…
— Ни черта. Ни грамма не понимаешь! Я не смогу стать тем, кого он должен будет во мне видеть! Стать его отцом! Я не смогу защитить его, не смогу ему помочь и не смогу дать ему даже совета… простого совета! А все потому, что слушать совет оттраханного мужчины, — он с такой силой ударяет по доске пола, что Белла вздрагивает, прикусив губы до самой крови, — все равно что расспрашивать заключенного о правопорядке!..
Белла смотрит на него широко раскрытыми глазами и часто дышит. Смотрит, впитывая в себя каждое слово, пропуская через тело. Слезы уже набухли, уже готовы катиться вниз, но держатся на месте. Из последних сил.
— А самое страшное, что я не смогу его любить… так, как надо. Как он заслуживает.
Заканчивая, Эдвард тяжело выдыхает, закрывая глаза. Тщетно старается выровнять дыхание и унять дрожь. Огонь внутри все еще пылает. Чтобы он затух, нужно не меньше часа спокойствия, брать который неоткуда.
— Неужели если бы это случилось со мной, — после нескольких секунд молчания, негромко и дрожащим голосом, но с ощутимой уверенностью внутри, уверенностью в нем, как и прежде, спрашивает девушка, — ты бы позволил мне убедить себя во всем этом?
Выдох. Еще вдох — отказывается пока терять самообладание. И смотрит так пронзительно, так честно, что не посмотреть в ответ — неизмеримый по жестокости поступок. Эдвард не выдерживает — смотрит.
— Нет… — сомневаться не приходится. И не пришлось бы.
— Вот видишь, — уголков побелевших губ касается улыбка, — тогда почему ты решил, что это дам тебе сделать я?
— Мы отличаемся друг от друга.
— Всего лишь полом…
— Хотя бы полом, — Эдвард мужественно продолжает говорить, хотя жжение в горле уже просто невыносимо, — ты — женщина.
— Это не значит, что я не могу тебя защитить, — она робко прикасается к его груди, проводя линию ровно там, где сердце. По царапинам, затянувшимся коричневой коркой.
— Не можешь. Ты можешь помочь зализать раны, но не защитить. И это все, на что теперь способен и я сам…
— Неправда. Никто, кроме тебя, меня не защищает.
От ее веры боль нарастает. В том же самом сердце — под невидимой линией.
— Хочешь честно? — стараясь проигнорировать пламя внутри, говорит Эдвард. — Если бы мы с тобой шли по улице и на пути оказался бы мужчина, пожелавший причинить тебе вред… большее из того, что я мог бы сделать, было бы закричать вместе с тобой.
Верно. Верно и честно, ничего не поделать. Одна лишь мысль почувствовать рядом человека, хоть как-то напоминающего Пиджака, — режет на части. А то, что при этом будет рядом Белла, что она может пострадать — заживо сжигает.
— Хватит, — обрывая мужа, Белла на удивление ловко поднимается со своего места, оказываясь рядом с ним. Наскоро сморгнув слезы, крепко обнимает за шею, прижимаясь к нему всем телом. Дышит неровно, но очень старается это исправить.
— Нет, слушай… — протестует Каллен. Моргает, лишая соленую влагу последней возможности коснуться кожи.
— Нет, ты слушай, — твердо говорит она, устраивая подбородок на его плече — как всегда делала прежде, — я здесь, Эдвард, не для того, чтобы потешаться над тобой, издеваться или жестоко сыграть на факте случившегося. Я здесь, потому что я ужасно сильно тебя люблю — и таким, и другим, и любым, в каком бы состоянии ты ко мне ни вернулся. Я верю в тебя и в то, что у тебя получится справиться с этим, это пережить!
— А если…
— А если нет, — девушка поворачивает голову, поцеловав его в щеку, уже заросшую колючей щетиной, — я буду делать это сама. За нас обоих. Все.
Каллен не находится с возражением на этот счет. Замолкает на полуслове, пораженный искренностью, которую она вкладывает в эту фразу. Без всякой издевки и без всякого преувеличения. Честно и только. По-настоящему честно.
Читать дальше