АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

Красивые глаза… родные…, а какие были у Него?..

Простынь… нет, в этот раз одеяло, на котором он лежит, снова становится мокрым. Во взгляде Беллы блещет отчаянье, но как только видит, что крови больше не становится, малость затухает.

— Мой хороший, — она почти улыбается от того, что только что увидела его конфуз. Очередной, к слову. Будто бы только этого и ждала. Будто бы это, прости Господи, единственное её желание, — тише…

— Дай мне встать, — насилу проговорив слова внятно, доступно для понимания, стонет мужчина. Протягивает вперёд обе руки, как прошлой ночью, надеясь снова найти опору в беллиных.

— Нет-нет, — мягко укладывая его обратно, придерживая за плечи и пресекая любые попытки движений, сегодня лишь качает головой, не слушает, — сейчас надо полежать, Эдвард. Сейчас нельзя вставать.

Она работала медсестрой всего полгода. Детской медсестрой. Оттуда этот ласковый голос? Оттуда мягкие руки?

— Помоги мне… — он не унимается. Не может уняться. Невыносимо быть ниже кого-то. Невыносимо чувствовать, что сзади есть свободное пространство.

— Они помогут, милый, помогут, — зачем-то Белла оглядывается на часы, светящиеся бледно-розовыми цифрами в темноте, — уже почти приехали… уже…

В такт её словам, словно бы только этого и ждали, звуки, всегда сопровождающие машину медпомощи, слышатся за окном. В спальне до жути холодно. Зачем она его так широко открыла?

А характерный треск мигалки всё ближе. А шансов избежать людей в белом всё меньше.

— Я в п-порядке, — заикаясь от ледяного ветра, ворвавшегося в спальню, убеждает Эдвард. Умоляюще смотрит на жену, — не надо… никого не надо…

Белла не отвечает. В этот раз упрямо-неумолима она. Нагибается к его лбу, наскоро поцеловав, а затем, как только мигалка замолкает, поднимается на ноги.

— Не делай себе больно, — просит, прикусив губу, направляясь в коридор, к входной двери, — полежи…

Указаний девушки Эдвард не слушает. Прикладывает все силы, чтобы не слушать. Делает лишь больнее, это так. Но не сдается. Не может позволить себе теперь…

Впрочем, мужчины, которые входят обратно в спальню следом за миссис Каллен, отрезвляют. На миг ослепнув от вспыхнувшего над головой света, Эдвард громко вскрикивает, заметив сосредоточенные лица врачей.

Он напоминает сам себе ребёнка. Эммет — его младший брат-«медвежонок» — похоже вёл себя в детстве, когда он рассказывал ему на ночь страшилки. Тот же безумный взгляд, тот же искривившийся в гримасе ужаса рот и те же взлетевшие вверх брови. Белла никогда не видела такое его выражение лица.

— Тише, парень, — глухим и низким голосом говорит один из пришедших — довольно высокий, — приседая рядом с ним, — мы тебе поможем.

Не успокаивает. Ни капли.

— Психически здоров? — обращается второй обладатель белого халата к Белле, когда Эдвард отшатывается от его руки, как от огня.

Та поспешно кивает, наскоро стирая с лица остатки слёз.

— Да, конечно… он просто напуган.

— Просто напуган, — протягивает следом высокий, понимающе кивая Белле и хмурясь напарнику. Вздыхает.

Эдвард не успевает даже подумать о том, что они сейчас намерены делать, как крохотная игла уже под кожей. Впрыскивает в вену какое-то прозрачное лекарство. И вместе с тем, вместе с неожиданно накатившей на тело тяжестью — как будто прессом прижали, — он понимает, что воспрепятствовать этим людям не в состоянии. Никак.

Белла сидит возле самого окошка, тонированного, впрочем, каким-то светлым цветом. Происходящего на улице почти не видно — да и что ловить там в такое время? Зато прекрасно видно и даже ощутимо происходящее в салоне.

«Скорая» едет быстро, но, на удивление, ровно. Никакие выбоины, никакие дыры в дороге не чувствуются. Идеальный асфальт. Прямо-таки автобан до Сиэтла. А потому, благодаря столь незаметному передвижению, даже подвешенная на штативе капельница если и подрагивает, то совсем немного.

Безвредное средство, они сказали, успокаивающее. Чтобы не навредил сам себе — травма-то пока неизвестна.

И это средство если и не творит чудеса, то точно производит какое-то их подобие. Эдвард, по-прежнему в своей светлой пижаме (правда, уже под каким-то плоским, но, как обещали доктора, очень теплым одеялом), лежит на подобии кровати — достаточно устойчивой, — не пытаясь ни встать, ни сесть, ни даже пошевелиться. Полуприкрыв глаза, смотрит на низкий потолок салона, время от времени что-то одними губами бормоча.

Заметно его волнение становится лишь тогда, когда Белла ненадолго убирает руку, придерживаясь на одном из достаточно резких поворотов за белый поручень. И хоть всхлипов и рыданий больше не слышно, его пальцы беспомощно вздрагивают, а парочка слёз покидает свой плен, скатываясь по щекам.