Я стою достаточно близко, чтобы увидеть то, на что смотрит мужчина. И вначале даже не сразу понимаю, что вижу, когда он спускает вниз левую часть импровизированных плавок…
Но затем картинка все же складывается.
Возле уже увиденного когда-то шрама — самого большого — чуть слева расползся, поражая своими размерами, багрово-фиолетовый синяк. Если ничего не путаю, он находится ровно в том месте, куда Эдвард вчера спешно всадил иглу…
Да. Да, то самое место. С моего ракурса прекрасно было видно — с пола, как оказалось, вообще замечательно видно. Все верно.
Застыв, ошарашенно разглядываю гематому, которой вчера точно не было. Какой ужас… Неужели уколы?..
— Мама! — голосок Джерома, нетерпеливый и не совсем довольный моей задержкой, слышится снизу. Если не спущусь в самое ближайшее время, он сам поднимется.
Эдвард тоже слышит. Мотнув головой, возвращает штаны на место. Собирается выйти…
Я, заставив пальцы подчиниться и отпустить злосчастную ручку, успеваю спуститься по лестнице, дважды споткнувшись, к тому моменту, как мистер Каллен покидает комнату.
Не удивлюсь, если он меня заметил, но когда папочка Джерри через стеклянные двери попадает на веранду, мы с малышом уже расстилаем на теплом утреннем песке зеленое полотенце…
* * *
— Крем в сумке.
С трудом выпутавшись из дремоты, пришедшей вместе с расслаблением от яркого солнышка и тихого плеска маленьких волн, открываю глаза, оборачиваясь на голос. Обращаются явно ко мне.
Эдвард. Мокрый от недавнего «погружения», с маленьким желтым ведерком в руке — видимо, за ним и пришел сюда — стоит рядом, неодобрительно глядя на мою спину.
Прикусываю губу, когда воспоминания с легкостью подсовывают недавнюю картинку, подсмотренную сквозь дверную щель. Вдох прерывается на полпути — воздух будто перекрывают.
— Держи, — вздыхает, собственноручно извлекая из небольшой пляжной сумки оранжевый флакончик с изображением шезлонгов и разноцветными зонтиками на этикетке. — Иначе сгоришь.
С сомнением смотрю на небо, постепенно затягивающееся небольшими тучками. Мягкий ветер прогоняет жару, а лучи уже не кажутся такими яркими, как прежде. Что за глупости?
— Мне и одного раза хватит, — отзываюсь, отворачиваясь обратно.
— Белла, не испытывай мое терпение, — предупреждающе, но тихо рычит он, — я ведь могу и силой заставить тебя послушаться…
Этот тон… из ночи. Я помню! Я помню эти чертовы ненавистные нотки!
Чего точно не ожидала, так это того, что в безмятежном Чили придется вернуться к тому, с чего мы начинали в белом особняке. Ну уж нет!
— Глупая трата сил, — огрызаюсь, демонстративно закрывая глаза. Придаю голосу столько безразличия и жесткости, сколько найдется. Не вы один умеете играть в такие игры, мистер Каллен. — Намажь лучше Джерома.
В какой-то момент из-за повисшей тишины мне кажется, что Эдвард сейчас подумывает над тем, как бы всунуть этот флакончик мне… под кожу — его гнев очевиден — но ничего подобного не происходит.
Глубоко и быстро вздохнув, он разворачивается — тень, укрывавшая мои плечи, пропадает — забирая крем с собой.
— Удачно поджариться, Изабелла, — слышу вслед.
Хочу что-то ответить, но малость замешкавшись, передумываю — рядом его уже точно нет.
Вместо этого утыкаюсь носом в полотенце, пытаясь успокоиться. Мне горько, неприятно и страшно. Я не знаю, что будет дальше, и это неведение хуже всего иного. Я его ненавижу.
Остается лишь понадеяться, что все как-нибудь встанет на свои места. Иначе в Америку мы вернемся кровными врагами…
Этот день — последний полноценный — несмотря на разлады, мы проводим довольно весело. Как и прежде кормим чаек, под конец обнаглевших настолько, чтобы выхватывать хлебцы прямо из рук, как прежде играем с дельфинами — только сегодня осмотрительные животные не подплывают так близко, как раньше. Видимо чувствуют то, что повисло между нами. И даже мультфильмы Джерри — в перерывах между купанием и лепкой из песка — смотрим втроем. И чем больше идет время, чем больше его провожу рядом с Калленами, тем больше успокаиваюсь. Все-таки все не так страшно, а уж обиды и точно не смертельны. Да, на моей ладони ещё есть отпечаток слоненка (для Джерри я порезалась формочкой маффина), да, я все ещё помню «ошибаешься» Эдварда — одну из причин прорыдать всю ночь в другой спальне, вдали от моего ангелочка, и да, я не забыла о наркотиках, которые, как оказалось, принес наш проводник. В день приезда, когда Эдвард отпустил нас в дом, разговаривая с мужчиной и держа наготове бумажник, они говорили не о безопасности резиденции, нет. Нисколько. Предметов разговора явился спасительный «чудо-препарат»…
Читать дальше