В общем, задумка приготовить Джерри завтрак, который на сто процентов придется ему по вкусу, потерпела крах. Надо придумать что-нибудь другое.
Идею дает одна из упаковок, самая большая. На её красно-желтой картонной поверхности изображен поднос с завтраком, в центре которого стоит какая-то желтоватая, неизвестная мне каша, а чуть позади — две чашки кофе и маленький, скромно притулившийся у самой стенки, кекс.
… А что насчет шоколадных маффинов?
Я помню, Эдвард говорил о запрете… но сейчас мне все равно. Дети любят шоколад. И Джером, я уверена, тоже любит. К тому же, глупые правила мистера Каллена как никогда хочется нарушить…
Я проверяю все ингредиенты, перевернув порядок в полках окончательно и, к счастью, убеждаюсь, что все есть. Подойдет.
Готовка вообще потрясающая вещь. Она дает возможность не только успокоиться и собраться, но и занять делом голову и руки, не пуская глупых мыслей внутрь сознания. Может быть, потому после гибели отца я полностью заняла мамино место на кухне? И она, кстати, была совершенно не против его отдать. Рене никогда не любила готовить, хотя получалось у неё довольно неплохо. Почти как у бабушки.
Не спеша, полностью сконцентрировавшись на процессе, исполняю все семь шагов кулинарного рецепта из большой оранжевой книги, давным-давно обнаруженной на нашем чердаке. Итак, растопить шоколад — готово. Влить сливки — уже. Добавить кофе — помня о Джерри, кладу куда меньше положенного количества. Сахар, мука, яйца — перемешать и…
Негромкие шаги привлекают внимание, вынуждая оторваться от завтрака. Чьи-то маленькие босые ножки прокрадываются по ступеням лестницы, выдавая себя тихими звуками, которые она в рассветной тишине не скрывает.
Нежно улыбнувшись белокурой головке, промелькнувшей между толстыми перилами, возвращаюсь к тесту, делая вид, что не замечаю малыша.
Выждав две минуты тишины, наблюдая за тем, что я делаю, сонными глазками, Джером решается-таки показаться.
В тот самый момент, когда я достаю формочки с верхнего ящика, крохотные теплые ладошки обхватывают мои ноги.
— Привет, — впускаю в голос каплю удивления, поворачиваясь к мальчику, — кто-то у нас уже проснулся?
Джером, продолжая обнимать меня, вздыхает. Ничего не говорит.
— Да это Джерри! — радостно восклицаю, поднимая свое сокровище на руки, — с добрым утром, мой хороший.
Дважды моргнув, прежде чем посмотреть на меня, белокурый ангелочек снова вздыхает. В его глазах серьезность слилась с чувством вины. Он выглядит немного потерянным, но в то же время глубоко задумавшимся одновременно. Губки подрагивают. Сейчас он похож на малыша из ночи. Такой же хрупкий, такой же бледный.
— Солнышко, что?..
— Мама, — мальчик перебивает меня, поглаживая пальчиками мою щеку, — мама…
— Тебе снилась мама, родной? — чмокаю детскую ладошку, понимающе глядя в драгоценные камушки, — ничего, это был просто плохой сон.
— Мама, — с долей упрямства повторяет Джерри, обвивая меня за шею.
Я — мама? Он об этом?
Натыкаясь на мое недоумение, Джером супится.
— Мама! — увереннее, громче зовет он, целуя мое лицо, — мама, мама, мама! Мама!
Будто бы доказывает кому-то…
Верно. Догадки оправдались.
— Ну конечно, сыночек, — улыбаюсь ему со всей возможной лаской, какую только могу в себе найти, — твоя мама.
Как же приятно произносить это слово! Сыночек… Я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. С Джерри мне не больно. Что бы ни случилось.
Наконец-то его губ касается улыбка. Не отказываясь от неё, мой ангелочек прижимается ко мне всем телом, успокоено выдыхая.
Поглаживает волосы на спине, тихонько бормоча:
— Люблю.
— А я тебя как люблю, — отзываюсь ему, легонько укачивая из стороны в сторону, — у меня самый замечательный мальчик на свете.
Подобное признание окончательно расслабляет его. Прикрыв глаза и искренне улыбаясь, Джером выглядит совершенно спокойным. Ничто не может его потревожить.
И прекрасно. Так и должно быть. Он — ребенок. Он ни в чем не виноват. Он — маленькое солнышко. И он должен быть счастливее нас всех, спокойнее нас всех, радостнее нас всех вместе взятых.
Держу на руках Джерри и понимаю, что справлюсь. Эти дни я ему точно не испорчу, что бы ни случилось. Потом, в Америке, придется столкнуться со страхами и людьми, желающими его смерти, но сейчас… Нет. Я растворю его в себе, я спрячу его от них. Большая Рыба не посмеет даже взглянуть на Джерома.
— Родной, — нахожу, что это самый подходящий момент, тем более после таких мыслей, — что бы ни случилось, кто бы тебе что ни говорил, я хочу, чтобы ты знал: я никогда не дам тебя в обиду. Любого, кто заставит тебя плакать, любого, кто сделает тебе больно — накажу. К моему мальчику никто не посмеет притронуться.
Читать дальше