В душной келье святой чуть лампада горит,
В пышный сад окно растворено…
Разметавшись в постели, монахиня спит,
Грешный сон ее душу томит.
Отделясь от толпы, к ней один подошел,
И нашептывал дивные речи:
— Скиньте, сбросьте с себя этот черный покров,
Покажите мне девичьи плечи.
И мгновенно проснувшись от грешного сна,
Пред иконой упав на колена,
Но молиться нет сил, для молитвы нет слов…
И упав головой пред распятьем святым:
— Скиньте, сбросьте с меня этот черный покров,
Дайте волю кудрям золотым!
И сняла она быстро клобук с головы,
И откинула мантию прочь,
И рассыпались до полу на две волны
Ее черные кудри на ночь!
xxx
На ночь мы решили оставить двух дежурных в дополнение к охране, что стояла снаружи. Мы были слишком близко от зоны, так что суки могли рискнуть и явиться к нам. Через два дня нам предоставили еще одну палатку. Когда и эта палатка была установлена, нары поставлены, к нам привезли добавку: нас набралось 140 душ.
Ровно месяц мы прожили в этих палатках, но и этому "лагерьку” пришел конец: нас посадили на баржи и повезли еще ниже, почти к самым берегам Лаптевых. Не дотянув до моря десятка два километров, нас разгрузили в тундре. В двухстах метрах от берега Яны мы расположились лагерем на болоте. Разбили взятые с собою палатки. На это ушло два дня. Поставили три палатки для жилья, одну — для кухни, еще одну, маленькую, для бухгалтера. Она назвалась "конторой”.
Мы требовали, чтобы нам дали для нар доски, так как на жердяных нарах спать было мучительно. Но нам ответили: "Ведь вы досок на баржу не грузили — откуда ж они возьмутся?” Делать было нечего и мы. презренные рабы, вынуждены были довольствоваться тем, что есть. Решили все же обработать жерди. Поставили на это дело всех, кто хоть немного кумекал в плотницкой и столярной работе.
Нары мы строили сплошные, а к ним трапы, так как сама палатка стояла на топкой земле. Да и река во время прилива выходила из берегов и затопляла близлежащие строения.
Нас привезли сюда, чтобы построить новый поселок. Название ему дали: Нижнеянск. Это должен был быть порт для приема морских барж, поскольку прежний порт занесло песком и он не годился больше для использования. Здесь же, на новом месте, прибрежные воды были глубоки, суда могли подойти к самому берегу.
Вскоре к нашему берегу пристало первое судно. Мы вышли встречать его. Как-никак, а это были первые плоды нашего труда.
Началась разгрузка. Из трюмов выносили бочки с горючим, смазочные материалы, продукты. Это был перевалочный пункт, откуда грузы развозили по населенным пунктам и лагерям.
Жили мы неплохо. Бригадиром нашим был Толик Бородатый из Одессы по кличке Жид. Наша компания выходила на объект, но не работала, а шерстила по трюмам: как могли, доставали продукты и барахлишко. Продукты у нас были какие хочешь…
Плохо было с ночлегом. Жили мы, как я уже говорил, на болоте, в сырости, а тут еще зарядили дожди. Если уж в тундре дожди пошли, значит, месяцами не прекратятся.
Начались болезни: ревматизм, желудок, прочая гадость. Особых мер не принимали, делали какие-то уколы. Тем временем похолодало, сырость уменьшилась и люди повеселели.
Как-то рано поутру мы сидели на нарах и играли в карты. Заглянул к нам надзиратель. Мы не обратили на него никакого внимания, а продолжали играть. Он покрутился возле нас, но, видно, его заело, и он обиженным голосом заявил:
— Абрамов, раз вы ко мне не имеете уважения, то прекращайте игру и давайте карты сюда!
При появлении надзирателя мы должны были для виду прекратить игру и спрятать карты. Надзирателя оскорбила наша "невнимательность”. А я еще и послал его по соответствующему адресу, прибавив:
— Уходи и закрой калитку с. той стороны, не мешай!
Игра пошла дальше, а оскорбленный надзиратель не стал спорить — пошел и доложил начальству, что, мол, Абрамов играл в карты и меня при всех из палатки выгнал… Дело шло к разводу. Мы должны были выходить на работу. Вышли на объект, но делать было нечего, так что мы просидели, сложа руки, весь день. Когда на обратном пути мы подошли к вахте, нашу бригаду остановили, и меня попросили отойти в сторонку. Ребята было взбунтовались и не хотели отпускать меня, но начальник сказал им: "Идите спокойненько в зону, все уладится”.
Меня повели к начлагеря. Это был старшина, по фамилии Журила. Он принялся выговаривать мне.
— Ты разве не знаешь его, сволоча этого, — ворчал он. — Неужели не мог прекратить игру, когда его к вам занесло?
Читать дальше