Михаил Полюга - Прискорбные обстоятельства

— Итак?..

Судебных заседаний сегодня ни у кого нет. Сорокина планирует закончить постановление о привлечении к дисциплинарной ответственности следователя Затылюка, Дурнопьянов готовит протест на постановление суда по коррупционному протоколу, Замега с Рудницким изучают уголовные дела на предмет наличия признаков организованности в действиях обвиняемых. Один Мешков, как всегда, юлит: то у него да се… Вот уж Мешков, кстати!

— Диспозиция меняется, — распоряжаюсь я злым, гавкающим голосом, чтобы сомнений и вопросов ни у кого не возникло. — Дурнопьянов, Замега и Рудницкий работают по плану. Сорокина и Мешков с предписаниями о проведении проверок — соответственно в УБОП и отдел «К» службы безопасности. Цель проверки: оперативно-розыскные дела, заведенные за последние три месяца. Гласно — с признаками коррупции. Негласно — в отношении работников правоохранительных органов, в особенности суда и прокуратуры. На кого заведены, брались ли разрешения в суде на проведение оперативно-технических мероприятий, не получены ли заодно разрешения на других, непричастных лиц? И тому подобное. Как — знаете сами. Главное — оперативно. И… одним словом, если нароете что-то, заслуживающее внимания, — немедля ко мне. Мешков, клоуном в цирке поработаете после!..

«Месье, я могу только шагом!..»

Итак, первая задача поставлена, и хотя результат будет, скорее всего, нулевой (с тех пор как за оперативно-розыскной деятельностью начал осуществляться прокурорский надзор, еще хилый, зародышевый, без допуска к агентуре, спецподразделения негласно завели «двойную бухгалтерию»: никчемную информацию — в дело, а нежелательную для прокурорских — в какой-нибудь потайной ящик стола; есть масса способов, как укрыть, спрятать от чужих глаз, ввести в заблуждение; все знают об этом, но пока не существует верных средств и методов, которые позволили бы поймать за руку хитрецов), но, как говорится, отрицательный результат априори тоже является результатом. Что же, поживем — увидим.

А пока, поразмыслив, я решаю нанести визит Кваку: предприятие само по себе бессмысленное (ничего не скажет), но и необходимое (если что-то знает, каким бы хитрецом ни был, а непременно себя выдаст: взглядом, мимикой, жестом — как всякое рефлектирующее существо в этом мире).

Сначала я звоню по мобильному телефону и сговариваюсь о времени визита, ибо означенный Квак ухитрился выпрыгнуть в некой иерархической пирамиде на несколько ступенек выше меня. Ничего странного, если взять во внимание, что он приходится кем-то (кумом, сватом, внучатым племянником — хоть и седьмая вода на киселе, но тем не менее) бывшему заместителю председателя Верховного суда Мухляренко. По крайней мере, это утверждали знающие люди, — с чего бы мне им не верить?

Затем переулками и дворами я выбираюсь на соседнюю улицу, а оттуда попадаю на площадь, к бывшему партийному зданию с серыми колоннами, затоптанными ступеньками и огромной, тугой, хрипучей дверью. Это и есть апелляционный суд, председателем которого трудится Игорь Маркович Карманчук, негласно прозванный сослуживцами за пришлепывающую походку, голый череп и широкий, от уха до уха, жабий рот, но больше за противность характера, Кваком из приснопамятного фильма-сказки «Марья-искусница».

— А-а, — по-жабьи, горлом, трепеща внушительным кадыком, поет Квак, выдвигаясь из-за полированного стола мне навстречу, — вот и Милорд (это мое прозвище еще с институтских времен) пожаловали!

Он весь сияет, морщит кожу на голом черепе, двигает ушами, точно и в самом деле несказанно мне рад. Вот только взгляд не дает мне умилиться — он постоянно спрыгивает этим взглядом, соскальзывает, чтобы не глядеть впрямую, а больше норовит из засады, наскоком — кольнул и спрятался. Зрачки у него блеклые, точно февральские лужицы, в зрачках — льдинки: зачем пожаловал? Что ж, ничего нового. В институте Квак был партийным секретарем и ортодоксом, после в первых рядах боролся с коммунизмом и тоталитаризмом и при этом при всем никогда и никому не смотрел прямо в глаза.

Мы усаживаемся в кресла у приставного стола, друг напротив друга, секунду-другую лавируем взглядами: я догоняю, он убегает, — затем Квак подрывается, ложится животом на осклизлую столешницу стола, выставив намозоленный зад в добротной, болотного оттенка ткани, нажимает клавишу на телефонном пульте:

— Серафима Игоревна, будьте так добры, сообразите нам с Евгением Николаевичем кофейку! — И, возвратившись в прежнюю позицию, слегка задыхаясь и все так же кося взглядом, оборачивается ко мне: — Под коньячок? Или как?..