Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

— Он знал, чем ты занимаешься?

— Да, и был в восторге. Он видел слишком много убийств. В тот день мы провели вместе всего час, но было очевидно, он изменился. Думаю, как и все мы.

Его дядя превратился в собственную тень. Кристоферу не хотелось вспоминать изнуренного Ули в 1944 году с седой бородой на впалых щеках и безжизненным, тусклым взглядом.

— Он словно потух. Его больше не волновала война или победа. Ему стало плевать на Гитлера и на начальство. Он хотел просто вернуться к жене и сыну и уберечь своих подчиненных. Но не смог. Жаль, я не знал, что это наша последняя встреча. Думаю, я сказал бы больше.

— Столько смертей…

Кристофер замешкался, обходя бродягу, вытянувшего ноги на тротуаре. Мужчина посмотрел на них мутными карими глазами, сделал глоток из бутылки и что-то пробормотал. Кристофер на секунду подумал было засунуть руку в карман, но передумал и пошел дальше.

— Последние несколько месяцев в Германии были настоящим хаосом, все бежали на запад. Мне удалось пристроить детей, которых я вытащил из Освенцима, в безопасные дома во Франкфурте, подальше от русских. Александра поехала с ними, с ней еще несколько нянь из монастыря. Отец остался в Берлине с Каролиной и Стефаном, потому что его уже отобрали в фольксштурм.

— Что?

— Фольксштурм — отряды, созданные нацистами, чтобы защищаться. Призывали стариков и детей. Мой отец командовал эскадроном шестнадцатилетних мальчиков.

— Он был там, когда пришли русские?

— Да, он находился в Берлине, в пятьдесят лет боролся против советских танков. Он знал: за попытку дезертирства его бы повесили. Каролина попыталась забрать Стефана и уехать, попыталась сбежать, когда пришли танки. Но гестаповцы поймали ее и повесили на фонарном столбе. — Они прошли Пятую авеню и свернули в сторону парка. — Гестаповцы привели маленького Стефана обратно к кузену Харальду. Они повесили его мать, но проследили, чтобы он благополучно вернулся домой.

— Мне жаль. Это ужасно.

— Отцу удалось выжить и вернуться домой, к маленькому Стефану. Когда бои закончились и Берлин пал, он использовал последние оставленные мной деньги, чтобы дать взятку советским солдатам, и они выпустили его из города. Он добрался до Франкфурта, в тыл американцев. А потом увез Стефана на Джерси. Они приехали туда в октябре 1946-го, через несколько месяцев после тебя. Я не знаю, как старику удалось выжить — большинство участников фольксштурма погибли.

— Кристофер, мне очень жаль. Из-за Ули, Каролины и остального.

Стемнело, загорелись фонари.

— Стефан — чудесный мальчик. Ему уже четырнадцать, и он очень похож на Ули. С характером.

Мимо них прошла молодая пара, держась за руки. Девушка прошептала что-то на ухо возлюбленному. Ребекка помолчала несколько секунд.

— Не могу представить Ули немецким солдатом.

— Он не был эсэсовцем. Это я был им. Все зверства совершали мы.

— Ты не совершал зверств. Ты не был одним из них, Кристофер.

— Я состоял в СС. Могу показать татуировку. Она всегда останется на моем теле.

Ребекка взяла его за руку. Они остановились возле витрины булочной. Свежие пирожные в окне подсвечивались ярким светом, и он отражался в ее глазах, когда она заговорила. Ноздри наполнил аромат свежего хлеба.

— Ты не был одним из них, Кристофер. Я знаю точно. Ты пришел туда ради меня. Присоединился к СС, чтобы спасти меня.

— Мы почти пришли. Ты говорила, что голодна?

Он попытался вырваться, но она крепко держала его за руку.

— Ты не был одним из них. Ты носил униформу, тебе сделали татуировку, но ты не был одним из них.

Кристофер вспомнил Анку — в своем кабинете, а потом ее маленькое тело на снегу, рядом с Шульцем.

— Я знал, что ты жива. Сам не знаю откуда, даже после всех безуспешных поисков, даже несмотря на то что все указывало на обратное. Каким-то образом я был уверен, что мы встретимся снова. Я повсюду видел тебя. Всего несколько месяцев назад, в Лондоне, мне показалось, что ты шла под черным зонтом и держала за руку маленькую девочку. Я побежал следом и положил ладонь на плечо этой даме. Когда ко мне повернулась чужая женщина, я извинился, и мне вдруг стало плохо, тошнота охватила меня. Я вижу тебя каждый день. Все время о тебе думаю. Иногда мне кажется, я схожу с ума. Мне постоянно хочется рассказывать о тебе детям, и иногда я говорю о тебе с Ханной. Она уже как будто знакома с тобой. Но что мне рассказать ей теперь? Что я повстречал тебя в Нью-Йорке, что мы вместе поужинали, что ты жива, замужем и счастливо живешь в Израиле? — Ребекка молчала. — У меня такое ощущение, что мы не должны этого делать, будто это как-то неправильно, будто мы начинаем то, у чего не будет конца.