День, когда мистер Коузи во всеуслышание объявил, на ком намерен жениться, стал для Мэй ее личным седьмым декабря [44] 7 декабря 1941 г. японская авиация уничтожила американский флот в Перл-Харборе, после чего США вступили во Вторую мировую войну. Для американцев дата 7 декабря имеет тот же символический смысл, что для россиян 22 июня.
. В мгновение ока она перешла от обороны к наступлению. И как скажет вам любой честный ветеран, война хороша для одиноких, она в радость для бесшабашных глупцов. Но Мэй не всегда была такой. Когда я впервые ее увидела в 1929 году, рядом с Билли-младшим, вид Мэй соответствовал ее происхождению: а была она младшей дочерью бродячего проповедника, привыкшего одевать свою семью в обноски, полученные в дар от слушателей, которых могло увлечь его красноречие. Симпатичная, обделенная родительской заботой девушка в штопаном-перештопаном пальтишке. Полоска вытертого меха на воротнике, салатово-зеленое платьишко, черно-белые туфельки – сразу было ясно: это куплено на барахолке. И пока я гадала, где ее откопал сын мистера Коузи, она поднесла руку Билли-младшего к своим губам и поцеловала. Видя, как ее глаза пожирают все вокруг: стены, потолок, мебель в вестибюле отеля, – я решила, что она сейчас поведет себя как чванливая постоялица в ожидании прислуги. Но я ошиблась. Она повременила с распаковыванием своего картонного чемоданчика, только переоделась, сменив свое жалкое платьишко, и сразу взялась руководить. «Давайте, – проворковала она тихим приятным голоском, – наведем чистоту. Вот это передвинем, а тут подметем, здесь вытрем пыль…» Мы не смогли удержаться от улыбки. Этот сладкий голосок как пирожное-меренга, эти ее светские манеры… Особенно радовался мистер Коузи, видя, что сын выбрал себе жену, способную украсить отель. Она перевела Билли-младшего из официантов в бармены, а потом сделала менеджером, отвечавшим за ангажементы музыкантов, что позволило мистеру Коузи сосредоточиться на деньгах и зрелищах. Даже беременность не умерила ее активности. На моей памяти Мэй была первой матерью, которая отняла от груди малышку в три месяца. Билли-младший умер в 1935-м, и это произошло так неожиданно, что мы не успели даже за ним как следует поухаживать. Кристин заползла под мою кровать и, когда я ее там обнаружила, то разрешила ей спать рядом со мной. Она никогда не была плаксивым ребенком, но слушая ее всхлипывания во сне, я утешалась. Мэй восприняла смерть Билли-младшего скорее как оскорбление, нежели трагедию. Помню, глаза у нее все время были сухими, как у черепахи, и она оставила Кристин на мое попечение. Мистер Коузи забросил дела, и весь бизнес тогда держался на Мэй да на мне, и мы старались вовсю, чтобы колесики исправно крутились. В следующие семь лет она всю себя посвятила бизнесу, курорту. И после семи лет самоотверженного труда была вознаграждена его сообщением: «У меня будет жена. Ты ее знаешь. Это маленькая подружка Кристин». Вознаграждена зрелищем того, как ее свекор женится на одиннадцатилетней подружке ее дочери и ставит эту подружку выше всего и всех – выше ее самой, выше ее дочери и того, ради чего она работала не покладая рук. Но не только. Предполагалось, что она будет обучать подружку-малолетку командовать всеми нами. Многие мужчины в те времена брали в жены молоденьких (чем моложе девушку выберет мужчина, тем лучше), но одиннадцатилетняя – это уж слишком! Верно, в этом браке многое настораживало, причем не только возраст невесты. Новая свекровь Мэй – она же была не просто малолетка, а еще и Джонсон. И в кошмарном сне ей не могла явиться более пугающая семейка. Болван с этикетки «Немецкого сиропа». Дикари на «Царском разрыхлителе для теста». Идиоты из рекламы «Фруктового уксуса Олдена», кукурузных хлопьев «Корн Кинкс», ниток «Дж. Дж. Коутса» и чумазые младенцы с «Имбирной настойки Сэнфордса» [45] Перечисляются карикатурные изображения чернокожих на упаковке и в рекламе популярных товаров, производившихся в США в конце XIX – начале XX в.
. Вот кого она видела, глядя на Джонсонов. Она могла заплетать волосы в косички в ванной или на кухне смачивать виски холодной водой, но где бы она ни находилась, она повторяла одно и то же: беспомощность – это не привычка, а особенность, невежество – это судьба, жизнь в грязи – это личный выбор. Она содрогалась, говоря такое: будучи дочерью проповедника, она искренне пыталась проявлять христианское благодушие, но всякий раз терпела неудачу, стоило ей взглянуть на кого-то из Джонсонов. Или просто услышать про них. Только вслушайтесь в их имена, говорила она. Такие напыщенные имена люди придумывают для мулов и рыбацких лодок. Брайд. Велком-Монинг. Принцесса-Старлайт. Рэйчес-Спирит. Солитюд. Хид-зе-Найт. А в довершение всего – их главный порок: непростительная беспомощность родителей, Уилбура и Сарри, которые полагали, что сидеть в лодке с леской – это и значит работать. Скормив двух сыновей ненасытному океану, они использовали свое горе как стаканчик уличного попрошайки, а потом как налог, которым обложили соседей. Так почему бы не позволить младшенькой выйти замуж за пятидесятидвухлетнего дядьку, да еще и получить за это кто его знает сколько деньжат. Даже если бы он дал им двухдолларовую бумажку, говорила Мэй, с нее причиталось бы полтора доллара сдачи. Но все знали: мистер Коузи ничего не покупал по дешевке, – а если и покупал, то со временем ценность покупки только возрастала. Как дитя, которое, повзрослев, начнет рожать своих детей. И тут я волей-неволей подумываю еще кое о чем, что так тревожило Мэй. Джонсоны были не просто нищими и никчемными – их дочки, как говорили, рано научились раздвигать ноги. То, что в первую очередь и привлекло мистера Коузи в Хид, могло заразить ее собственную дочь. Не успела Мэй в первый раз поговорить с Кристин о менструациях или придумать способ оградить дочь от неподходящих юнцов, как у нее в доме появляется юное создание, не понаслышке знакомое с плотскими утехами, и эту новую атмосферу Кристин могла бы впитать быстрее, чем фруктовый кекс впитывает ром. А все потому, что мистер Коузи мечтал о детях.
Читать дальше