Судебное следствие длилось чуть больше года. Потом показания, прения, приобщение последних документов и последнее слово. Затем приговор. На всё ушло года полтора. В целом было опрошено триста свидетелей, львиная доля которых прямо и косвенно говорила о нашей непричастности к преступлениям. Судья отбраковывал их пачками, потому что их показания не укладывались в обвинительную канву приговора.
Процесс был громким и вызвал определенный резонанс в СМИ. Время от времени мелькали статьи в газетах регионального и федерального уровня. Их контекст не всегда радовал. Противостояние происходило не только в следственных кабинетах и зале суда, но и в информационном поле.
Можно растянуть мою историю и рассказать, как проходил суд, как мы с адвокатами боролись за каждого свидетеля, за каждый протокол допроса или иное «доказательство», за каждого эксперта и мнение любого человека, выступавшего в суде. Каждый день. Можно рассказать, как мы противостояли системе, этому прожорливому ненасытному организму, который пытался нас проглотить. Я мог бы рассказать о нагло лгущих свидетелях, которые извивались, как ужи на раскаленной сковородке, под натиском наших беспощадных вопросов. И как было неприятно наблюдать при этом слабо организованное серое вещество, закипающее в их головах. Я мог бы рассказать об абсурде процессуальных решений, принимаемых судьей, об их подоплеке. Отдельную главу можно было бы посвятить нашим доблестным государственным обвинителям, их расчетливому цинизму, целенаправленной лжи, подставам.
Можно было бы…
Но я не хочу к этому возвращаться. Я не хочу тратить на это время. Моей целью было рассказать, что чувствует человек, проходящий сквозь следственную мясорубку, которая обрекает его на долгое тюремное существование. Моей целью было подробно описать, что чувствует человек, приговоренный к ПЛС.
Рассказываю как могу. Поэтому оставлю всю эту неинтересную судебную волокиту за скобками своего повествования. Забегая вперед, добавлю лишь, что 12 ноября 2015 года Европейский суд по правам человека вынес решение по делу «Захарин и другие против России» № 22458/04, признав применение пыток ко мне и к Олегу Зырянову и присудив каждому по тридцать тысяч евро моральной компенсации. Простыми словами: все то, что я здесь подробно рассказал, было признано на международном уровне и является правдой. И сейчас я собираю материалы для отмены приговора. Пока об этом рано говорить, но у меня есть хорошие шансы отменить приговор и сменить его на срок, у которого будет конец.
* * *
Суд прошел. Приговор вынесли 27 декабря 2006 года.
Я замкнул круг и вернулся туда, откуда начал свой рассказ.
Я многое рассказал, но это только одна часть. Впереди долгие-долгие годы тюремного существования. Унизительная карательная процедура протяженностью в остаток жизни.
Условия, в которых я царапаю эти строчки, условия, которые заслуживают отдельного внимания, для многих людей — олицетворение унизительного существования. Так думал раньше и я. Но сейчас это моя реальность, которая обступила меня со всех сторон, залезая все глубже и глубже под кожу.
В первой части своей истории я говорил о целесообразности «запасного выхода». Когда мне было невмоготу, эта надпись светилась зеленым огоньком где-то далеко в углу темной комнаты. И я знал, что если я выйду в эту дверь, то спасусь от боли, страха и мучений, которые переполняли эту комнату. Я видел надпись «выход», и это меня успокаивало. Это не слабость, но лишь мера, на которую идешь или нет.
Я подробно рассказал, что заставляло меня так думать. Обстоятельства, в которые я попал, не оставляли мне возможности думать иначе. И вот, когда я выжил на следствии и был приговорен к пожизненному заключению, передо мной снова встал вопрос: быть или не быть?
О том месте, где я должен отбывать свой срок, я слышал жуткие вещи. Настолько жуткие, что не видел смысла влачить свое жалкое существование вдали от дома, от мира, от жизни и людей, которые могли бы мне помочь.
Человек падает во тьму отчаяния, когда его лишили последней надежды, когда не осталось смыслов и нет цели. В какой-то момент я чувствовал себя именно так. Я не видел смысла мучительно угасать в какой-то неизвестной точке мрачного пенитенциарного небытия. Согласитесь, что после бурной, яркой свободной жизни корячиться где-то раком в нечеловеческих условиях на протяжении десятилетий (вдумайтесь — десятилетий!) — перспектива нерадостная, а?! Именно такие обстоятельства заставляют человека размышлять о смысле жизни. Я не исключаю для себя самый худший конец.
Читать дальше