Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Однажды я встретил свой день рождения в карцере. Окружающие условия не располагали к празднику. Настроение было нейтральное. И чтобы хоть как-то выделить для себя этот день (27 мая), я взял лист бумаги А4 и написал на нем зеленым маркером большими буквами: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МИША!» Повесил на стенку. Это была суббота, банный день. Меня ждал сюрприз, который мне подготовил мой близкий друг Лёня Т. Он позвонил ребятам в корпус ТПО, где я находился, и попросил приготовить для меня в этот день 0,3 л хорошего самогона.

И вот захожу я в баню. Как только за мной закрывается дверь, я откупориваю кабуру и называю себя. Оттуда говорят: «Подожди, на тебя груз от Тищи». И через несколько секунд мне пихают маленькую бутылочку самогона, два хороших бутерброда с колбасой, сыром и кетчупом, порезанный огурец. И отдельно: тщательно упакованные хорошие сигареты, чай, конфеты.

Я раздеваюсь, по ходу выпиваю полбутылки, закусываю бутербродом и убегаю в душевую мыться, одновременно отмечая в уме: «Хороша, чертовка!» Пока я намыливаюсь и растираюсь мочалкой под горячей водой, меня аккуратно и быстро накрывает алкогольный приход. Через три минуты я делаю рывок к бутылке и доканчиваю ее. Времени у меня в обрез. Возвращаюсь под горячие струи душа. Домываюсь, бреюсь. Горячая вода служит катализатором и без того быстрого опьянения. Голодный желудок и долгое воздержание от алкоголя завершают дело. И вот, когда дежурный стучит в дверь, чтобы я закруглялся, я уже такой «хороший», счастливый и словоохотливый, что приходится прикладывать усилия, чтобы дойти до своего карцера и не спалиться.

Мне удалось. За мной закрыли дверь, ушли. Я достал из банной сумочки «грузы», чтобы не намокли. Вытерся. Оделся. Закурил…

И тут меня накрыло целиком, основательно, плотно! Эндорфины с серотонином наполнили мою кровь, с лица не сходила счастливая улыбка! Мне захотелось кричать, петь, радоваться жизни, радовать других. Карцер показался мне удобной комнатой без мебели. Лучи солнечного света, казалось, светили только мне! Казалось, что ничего страшного в моей жизни не произошло и не произойдет, что все хорошо. Ведь это мой день рождения, а в такие дни не видишь плохого и все проблемы берут длительный отпуск.

Это была настоящая, чистая, беспримесная радость, тихий праздник для одного. В это будет сложно поверить, но там, в убогом карцере, я чувствовал себя намного счастливее, чем если бы меня одаривали подарками в каком-нибудь шикарном ресторане, где столы ломились бы от изобилия яств и дорогого алкоголя. Я не знаю, чем это объясняется, но это так.

Как-то раз за стенкой у меня оказался Паданя. Мы уже не сидели вместе и находились в разных корпусах. Я дотягивал вторую «пятнашку», когда его только привели. В стенке, где было крепление для шконок, была небольшая дырка, через которую мы свободно общались. А по вечерам, когда откидывали шконки, передавали друг другу насущное, тетради со стихами, тонкие журналы. Мы часами разговаривали на разные темы, обсуждали прочитанные книги, делились свежими знаниями по истории, цитировали Сенеку, рассказывали новости и впечатления от прожитого дня, если кто-то из нас уезжал на этап. Саня читал стихи собственного сочинения. Без всякой лести скажу, что это были замечательные вещи. Глубокие, небанальные, тонкие, просящиеся сразу в книгу. Мне нравились.

В то время я пробовал и сам сочинять, но выходила откровенная чепуха. Мне не хватало словарного запаса и опыта. Мой кругозор был узок, внутренний мир — беден. Только потом, когда я напитался сотнями книг, у меня начало что-то получаться. Без книг я всего лишь пустая оболочка с голубыми глазами и примитивным набором слов, необходимых для коммуникации с себе подобными.

У Падани же выходили из-под пера элегантные по звуку и содержанию строки. В этом у него был талант.

Мне нравилось с ним общаться, он был незаносчив, спокоен, рассудителен. Несмотря на небольшой рост, он был волевой человек, в нем чувствовался стержень. Я уже описал выше случай с зубной щеткой, которой он пробил себе легкое, чудом оставшись в живых после этого. Еще бы немного, и она бы погубила его. Больница. Летальный исход. Морг. Венки. Слезы. Земля. Черный камень, на нем дата входа и выхода из этого мира.

Но, слава богу, все обошлось. На момент написания этих строк Саня отбывает пятилетний (а может, и больше) срок. Жаль, что не держит его свобода.

В другой раз, в карцере в том же ТПО, я познакомился с молодым пареньком по имени Гога. Я рассказывал о нем в первой части своей истории. Его папа был грузин, мама — русская. Он был веселый шустрый малый с наглецой в поведении, которая в тюрьме считается положительным качеством. Мы с ним быстро сдружились через стенку, обнаружив, что имеем кучу общих знакомых. Мы вращались в одном кругу, но каким-то образом на свободе не встречались. И поскольку он заехал в карцер чуть ли не со свободы, я начал жадно расспрашивать его о знакомых, приятелях, местах общего посещения и о новостях в целом.