Бенджамин Вуд - Станция на пути туда, где лучше

– Вот и все. Больше никаких записей у нас нет. – Барбер нажал на кнопку, со скрежетом выдвинулась кассета.

Я молчал. Молчала бабушка. Молчал и дедушка, сидевший в кресле.

– Мы ищем свидетелей, но никто пока не объявился. Это осложняет дело. – Инспектор со вздохом спрятал кассету в коробку. – Мы проверили все номера машин, стоявших там, поговорили с их владельцами. Никто ничего не видел.

Он вернулся за стол, плеснул себе в чашку горячей воды из чайника. Ложечка противно звякнула о блюдце. Неужели инспектор лишь затем пришел, чтобы напомнить всем нам, что мамы больше нет?

Наконец бабушка наклонилась к нему и проговорила:

– Жалею, что вас послушалась, честное слово.

– Я не хотел вам это показывать, уверяю вас, миссис Джаррет. Но, сами понимаете, я хочу, чтобы в деле все было убедительно, не подкопаешься.

– Что мы, по-вашему, должны сказать?

– Ничего. Ничего мы от вас не требуем. Просто в цепочке событий есть неувязка, и я надеялся, Дэниэл кое-что прояснит. – Инспектор сверлил меня взглядом.

– То есть как это – неувязка? – нахмурилась бабушка.

Барбер задумался, потирая лоб.

– Что ж, вы сами убедились, в машину она села добровольно. Во всяком случае, со стороны так выглядит. Мы надеялись увидеть доказательства насилия – к примеру, оружие. Это бы согласовывалось с предыдущими… с тем, как он обошелся с остальными.

– А какое это имеет значение?

– Видите ли, суд будет учитывать эти кадры. И его действия вызовут вопросы.

Бабушка содрогнулась от возмущения.

– Вы хотите сказать, сейчас они вопросов не вызывают?

– Прошу прощения, неудачно выразился. – Инспектор отставил чашку. – Я имел в виду намерения. Судя по этим кадрам, он ничего заранее не планировал. Понимаете? Злой умысел, вот что будет искать коронер. Хочу, чтобы не осталось и тени сомнения. Ради вашей дочери.

– Ее… нет, – слабым голосом выговорил дедушка. – Не все ли… равно? – Трубку из носа он вытащил, в груди будто хрустел гравий.

– Мне не все равно, мистер Джаррет. И коронеру тоже, уверяю вас.

– В тюрьму… так и так… не посадят.

Бабушка встрепенулась.

– Филип, вставь трубки, дурень, еще мне не хватало и тебя хоронить! – Она подошла к дедушке и принялась возиться с кислородным баллоном. А потом обрушилась на инспектора: – Что ж вы меня не предупредили, что это окажется так тяжело? К чему это все ворошить?

– Простите, миссис Джаррет, если мы причинили вам боль, – извинилась констебль Миллен. – Мы не хотели растравлять ваше горе. – Она глянула на меня, губы ниточкой. – Мы просто боялись что-то упустить, думали, Дэниэл нам поможет.

– Что он ей дал, в самом конце? – спросил инспектор. – Вот что меня интересует. Что нам надо искать?

Я не знал. В голове была пустота. Даже экран телевизора был не так пуст – там хоть бушевала серая метель из помех.

– Нет, нет, хватит, – запротестовала бабушка, – вам лучше уйти, Дэниэлу и так досталось. Уходите, прошу вас. Мой муж совсем плох. И зря вы меня не предупредили, я бы ни за что не позволила.

– Да, теперь я понял, это была ошибка. Прошу, простите меня, если я всем вам причинил боль. – Инспектор Барбер встал, смахнул с рубашки и галстука крошки. – Большое спасибо за чай, миссис Джаррет. Не будем вам мешать. – Он взял форменный пиджак и видеокассету. – Только, если можно, воспользуюсь вашим туалетом.

– В конце коридора, – объяснила бабушка, и он вышел.

Констебль Миллен так и сидела на краешке дивана.

– Вы уж простите его. На него столько всего навалилось, и он… сами понимаете. – Она поднялась, одернула форму. – В прошлый раз похожее дело он провалил – упустил преступника, – и теперь… поверьте, для вас он из кожи вон лезет. – Она посмотрела на меня, во взгляде мелькнуло что-то похожее на сочувствие – но нет, я ошибся. – Если что-нибудь припомнишь, Дэниэл, позвони, хорошо? Телефон мой у тебя есть.

Следующий день был напоен солнечным светом, медовым, манящим, он играл на занавесках совсем некстати, мешая мне отгородиться от мира. В дверь моей спальни заглянула бабушка, попыталась уговорить встать, перекусить с ней на террасе.

– Хоть минуточку побудь на воздухе, на солнышке, Дэн, больше я ничего не прошу. Надо поесть.

Из всех голосов я прислушивался только к ее голосу. Я знал, что она любит меня, заботится обо мне из последних сил, и терзался от того, что мне нечего дать в ответ. У меня не хватало сил даже поесть или умыться, хотелось одного – лежать в постели, с задернутыми шторами, нацепив наушники, под баюкающий голос Мэксин Лэдлоу.