Гузель Яхина - Мотылек

Вдруг далеко впереди мелькнула какая-то слабая тень. Он сам не понял, увидел ли он ее свыкшимися с темнотой глазами или просто почувствовал. Тень бесшумно и быстро перемещалась по полу. Вот она уже в паре метров от мальчика. Обострившимся слухом уловил присутствие небольшого существа. Скоро теней стало две. Три. Много. «Крысы, — понял Мотылек. — Голодные». Времени на размышление не было. Он оскалил зубы и с низким лаем бросился вперед. Клацая челюстями и заходясь протяжным воем, он бежал на четвереньках, неуклюже, но стремительно. Иногда ударялся плечами о стены или головой о потолок, но не замечал этого. В какой-то миг ему показалось, что он действительно хочет догнать крыс, — хоть одну из них, самую мелкую, впиться ей в холку и резко тряхнуть головой, чтобы сломать позвоночник… «У-у-у-у-у!!» — из последних сил выл он вслед убегающим теням, утирая катящиеся по щекам слезы. Скоро вой перешел в поскуливание и затем в плач. Но крысы этого уже не слышали: они ушли. Поревел, скрючившись на земле, пополз дальше.

Скоро почувствовал, что потолок отдаляется — проход становится шире и выше. То и дело вытягивал руку вверх, проверяя высоту. Смог встать. Сначала пригибался немного, чтобы не задевать темечком свод. Затем пошел свободно. Каким наслаждением было идти прямо после долгих часов на коленях! Чувствовать голыми ступнями каждый камешек, каждую трещинку пола. Мотылек блаженно вытянул руки вверх, приподнялся на цыпочки, выгнулся всем телом — пальцы едва коснулись свода. Попрыгал, шлепая ладонями по сухому потолку. Пробежался на месте, высоко задирая ноги. Поприседал. Пошел дальше. Одежда на нем обсыхала. Теперь, когда ход стал много шире, было сложнее ощупывать стены в поисках боковых ходов. Он шел, попеременно ведя рукой то по левой, то по правой стене. Вдруг ладонь повисла в пустоте: стена обрывалась. Он метнулся к этому месту и ощупал его. Это была ниша в стене размером с собачью будку. Недолго думая, Мотылек залез в нее, свернулся уютным калачиком и заснул. Спалось сладко и долго. Под конец приснился странный сон — где-то с громким стуком колотилось большое сердце: «Тук-тук! Тук-тук!..» Далекий звук раздавался все ближе. «Тук-тук!» — прозвучало совсем рядом, и мальчик проснулся, в ужасе открыл глаза и увидел, как большая освещенная фигура мелькнула в проеме его укрытия. Еще одна фигура пролетела. «Тук-тук!» — стучали копыта коней, один за другим проносились всадники. Они держали в руках горящие факелы, неровный свет падал на суровые лица, заросшие бородами по самые глаза, отблескивал в лезвии секир за плечами. Гигантские тени неслись за своими хозяевами по округлым стенам. Кавалькада промелькнула быстро. Когда стук копыт замер, раздался новый звук. Вторая группа всадников летела по подземному проходу и вскоре проскакала мимо укрытия Мотылька. Пахло конским духом и горящей паклей. Изредка доносилось короткое ржание. Скоро и эти звуки стихли.

Через несколько минут мальчик вновь различил приближающийся топот. Коней было совсем мало — два или три, и они несли всадников медленно и осторожно. Мотылек услышал негромкие голоса: один — высокий, волнующийся, второй — низкий, упрямый. Они о чем-то горячо спорили. Не доехав совсем немного до норки, где притаился мальчик, всадники остановились и продолжили перепалку. Мотылек видел на стене их дрожащие длинные тени — они взмахивали руками, ссорились.

— Рассуди ты, государь, кто из нас правее, — умоляюще произнес наконец высокий голос.

— Рассуди, будь милостив, — согласился упрямый бас.

Повисла секундная пауза.

— Оба неправы, олухи, — прошелестел третий голос, бесцветный, как ветер. — Не видать ему ни дыбы, ни кипящей смолы. Так легко он от нас не отделается. Думайте, бездари!

И подал коня вперед. Медленно появлялся обладатель третьего голоса в проеме ниши. Сначала показалась морда коня: черная, лохматая, в тускло отблескивающей сбруе. Затем — рука, держащая факел, костистая, длиннопалая, на каждом пальце по большому перстню. Обшлаг красного бархатного халата. И, наконец, лицо: бледное, длинное, с торчащими буграми скул над жидкой темной бородой, с черными, вороньими глазами без век под кустистыми бровями. Соболья шапка с расшитой золотом маковкой съехала на затылок, открывая пряди немытых волос, расчесанных на прямой пробор. Человек устало прикрыл глаза и пустил коня быстрее. Двое других, торопясь, устремились за ним, и Мотылек не успел их разглядеть. Скоро все стихло. Он долго сидел неподвижно в своем укрытии, боясь высунуться, но больше никого не было. Прошел час, а может, два. Мальчик решился выглянуть из норы, но в кромешной тьме не было видно ни зги. Понюхал воздух. Запах коней и горящих факелов исчез. Вновь пахло землей и сыростью. Мотылек решился продолжить путь. Осторожно вылез из норы и, припадая к одной из стен, на нетвердых ногах пошагал дальше. Крепко сжимал в руке бесполезный фонарик — единственное оружие на случай, если его все же обнаружат всадники. Решил защищаться до последнего — лучше быть зарубленным секирой, чем попасть на суд грозного государя с бесцветным голосом и вороньими глазами.