Люси Гордон: Легкокрылый мотылек

Через пять лет надгробный памятник был так же чист и ухожен, как и в первый день. Сверху на нем можно было прочитать:

«МАРК ЭНДРЮ СЕЛЛОН

9 апреля 1915 — 7 октября 2003

Горячо любимый муж и отец ».

Место, оставленное под этой надписью, было заполнено тремя неделями позже:

«ДЕДРИ СЕЛЛОН

18 февраля 1921 — 28 октября 2003

Любимая жена, которая всегда рядом ».

— Я помню, как ты настаивала, чтобы оставили это место, — пробормотала Пеппе, выдергивая несколько сорняков. — Ты, наверное, уже тогда думала о том дне, когда окажешься с ним рядом. И фотографии тоже приготовила. Ты заранее обо всем позаботилась.

Друг их семьи, вернувшись из поездки по Италии, рассказывал, что там на могильных плитах обычно бывают фотографии. «Конечно, это совсем другое дело — знать, как выглядели все эти люди, — говорил он. — Мне бы тоже хотелось выбрать для себя фотографию». «И мне», — согласилась с ним Ди.

И она выбрала — одну для себя, а другую для мужа, в том возрасте, когда они еще оба были полны сил и огня. И вот теперь здесь, в обрамлении мрамора, на мир смотрели Ди — веселая, неунывающая Ди, готовая справиться с чем угодно, и Марк — бесстрашный пилот, до последних дней сохранивший свою мужественную красоту.

И еще была третья фотография, сделанная на шестидесятилетний юбилей их свадьбы. На ней они стоят вместе, руки переплетены, головы слегка наклонены друг к другу — идеальный образ людей, на всю жизнь соединенных сердечными узами.

Менее чем через два месяца после этого Марк умер. Ди очень нравилась эта фотография, и, когда через три недели ее положили рядом с ним, Пеппе настояла, чтобы и эту фотографию тоже вмонтировали в памятник.

Закончив с сорняками, она нагнулась и, положив возле плиты букетик лютиков, прошептала:

— Это те самые, что ты так любила…

Потом выпрямилась и сделала шаг назад, чтобы проверить, все ли в порядке, и какое-то время так и стояла, освещенная золотыми лучами вечернего солнца. Случайный прохожий, увидев ее, непременно бы остановился.

У Пеппе была маленькая изящная фигурка и уверенная манера держаться. Природа подарила ей красоту, но наделила и другими качествами, которые трудно было оценить однозначно. Мать называла ее дерзкой девчонкой.

Мужчин она подразделяла в соответствии с их реакцией на нее. Более утонченные просто вздыхали. Те, которые попроще, могли пробормотать: «Вот это да!» Совершенно неотесанные выбирали между «Ну и подвалило же!» и каким-нибудь совсем нечленораздельным восклицанием. Пеппе пожимала плечами, улыбалась и спокойно продолжала свой путь, не обращая на мужчин внимания.

На первый взгляд, ее привлекательность легко было объяснить — тонкие, правильные черты лица, светлые вьющиеся волосы, которые сразу притягивали взгляд, даже сейчас, когда она собрала их в хвост в попытке придать своей внешности более строгий вид. Но было в ней и другое — насмешливый блеск глаз, не соблазняющий, а лишь дразнящий намек на то, что соблазнение может ожидать вас прямо за углом.

Пеппе присела на скамейку рядом с памятником, чувствуя себя в настроении немного поболтать.

— Ну что за день у меня сегодня был! Клиенты задергали, писанины навалило по самое горло, а кто виноват? — сказала она, глядя на фотографию Ди. — Ты виновата. Без тебя я бы никогда не стала юристом! Но ты поставила условие, что я получу наследство, только если освою эту профессию.

«Нет профессии — нет денег, — сказала Лилиан, мать Пеппе. — Бабушка специально сделала меня распорядителем ее наследства — ей хотелось быть уверенной, что ты будешь соблюдать условия завещания. Так что делай то, что сказала бабушка. И запомни: где бы она ни была, все равно тебя видит».

«И ты действительно всегда рядом», — подумала Пеппе.

Из своей сумки она достала маленького облезлого медвежонка, который потерял уже половину шерсти.

Когда-то, давным-давно, он был призом на ярмарке. Его выиграл лейтенант Марк Селлон и торжественно преподнес Дедри Парсонс, своей невесте, которая прожила потом с ним шестьдесят лет. До последней минуты она берегла свое сокровище — Чокнутого Бруина, как она его называла.

«Почему чокнутого?» — спросила ее однажды Пеппе. «В честь твоего дедушки». — «А он что, чокнутый?..» — «Конечно. Чудесно, изумительно, неподражаемо. Вот почему он был таким прекрасным пилотом. Как говорили его товарищи, Марк просто забывал обо всем, когда шел в бой».