Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

Катя оторвалась от «Мертвых душ».

— Читай письмо, чего же ты медлишь!

Игорь положил бумажную кипу рядом с женой, надел очки, вскрыл конверт специальным ножом из слоновой кости, вытащил лист плотной бумаги и стал читать:

«Здравствуйте, родители.

Удивительно, как в Риме каждый день бываешь занят или кажешься занятым; если же собрать вместе много таких дней — окажется, что ничего ты и не делал. Спроси любого, да хоть Плиния: «Что ты сегодня делал?», он ответит: «Гулял, ел, спал, присутствовал на свадьбе». Один просил меня подписать завещание, другой — защищать его в суде, третий прийти на совет». Все это было нужно в тот день, когда ты этим был занят, но это же самое, если подумаешь, что занимался этим изо дня в день, покажется бессмыслицей, особенно, если уехать из города. И тогда вспомнишь: «Сколько дней я потратил на пустяки!»

С чувством грусти вынужден сообщить, что и в этом году я не смогу приехать. Неотложные дела. Целую. Обнимаю. Ваш сын Валера.

P.S. Отец, почта в Риме стала просить баснословные деньги за одно бумажное письмо. Знаю, что это низко для нас — пользоваться голограммой, но, может быть, ты разрешишь мне, в качестве экономии, иногда присылать вам обычные сообщения, а не бумажные письма?».

Игоречек взял с полки кедровую шкатулочку и положил сложенное письмо поверх других писем сына.

— Все-таки, римская бумага — самая лучшая, — заявил Игорь, нюхая письмо. — Дорогая, я отправлю Валерочке «Фауста», ты не против? Все равно мы его больше не перечитываем, а продав одну книгу, Валерочка сможет лет десять жить в Италии не зная хлопот. И еще, может, все-таки купим в дом устройство для голограмм? Как оно там называется, забыл. У соседей, кажется, есть такое, нужно у них спросить.

— Только через мой труп в нашем доме появится плебейское устройство! Ты хочешь, чтобы приличные люди над нами смеялись?

— Нет, что ты, Катенька, я ничего не хочу. Поступим, как ты считаешь нужным.

Трясущейся рукой Катя наколола на золотую вилку консервированный персик и, отправив его в рот, стала медленно жевать вставными зубами.

— Есмин, когда я, наконец, увижу кофе? — с негодованием спросила Екатерина Валерьевна, и впервые посмотрела на стопку листов. Прочла название. Что-то далекое кольнуло ее обленившееся сознание.

— Несу, хозяйка, — откликнулась служанка, и в этот же миг на весь дом раздалось эхо разбитой посуды.

— Уволю, — раздраженно процедила Катя. Она взяла стопку листов, встала с кресла и направилась к входной двери.

— Да брось ты, Катенька, у нас полно сервизов. Есмин — хорошая домработница.

— Подбери слюну, старый кобель. Я не для того ее нанимала на работу, чтобы она мои фарфоровые чашки била. Каждая чашка — целое состояние.

— Катенька, да у нас столько денег скопилось, что мы можем миллионами их покупать и разбивать.

Екатерина Валерьевна вышла на крыльцо, села на блестящие от полировки мраморные ступени. Немного посидела, чтобы успокоить сердце и нервы. Пахло розами. Она одобрительно оглядела машину, работающую на дизельном топливе, — символ их достатка и высокого положения в обществе, перевела взгляд на сосновый бор через дорогу. Все пихты, кедры, ели и сосны были как на подбор. Высоко в небе пролетела электрическая капсула, напоминающая морскую гальку. Катя скривилась.

— Кто вообще пускает этих жалких плебеев в район, где живут порядочные люди?

Рукопись свалилась с ног. Кряхтя, Екатерина Валерьевна подняла листы, собрала в кучу и принялась, наконец, читать:

Незаконченная Рукопись Максима Еременко.

Все мы подобны глине в руках горшечника, которому ни один сосуд не вправе сказать: для чего ты сотворил меня в таком виде?

Д. Дефо «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо».

1.

Пролог.

Дверь в сенях отворилась, и на улицу, отбрасывая медвежью тень, вышел старик. Кряхтя и сопя, он кое-как уселся на просевшие ступени, примостил рядом палку, и уже было полез в карман за кисетом, как увидел семенившего по дороге Ивана Громыко, по кличке Валет.

— Сейчас опять будет махорку просить, трутень.

— Здоров! — крикнул Валет, подходя к дому.

В его сухопаром теле, с рождения состоящем из одних только костей, каждое извлекаемое связками слово напоминало брошенный в водосточную трубу камень.

— Здоровее видали, да не испугались, — ответил дед Толя.

— Чего сердишься с утра? Опять камни в желчном пузыре мучают? Так я в этом не виноват. Лучше позови жену. Она завчера Гале закваски на хлеб обещала дать.